Эрик Сигал - Однокурсники

— Но, мистер Харок, я же совершенно неизвестен.

— Ах, — улыбнулся старик, — зато я хорошо известен. И что еще важнее, все директора симфонических оркестров, с которыми я обязательно свяжусь, доверяют своему слуху.

— Вы хотите сказать, будто сегодня кто-то из них присутствовал в зале?

— Нет, — улыбнулся Харок, — но мэтр Мюнш подумал, что было бы полезно записать сегодняшний концерт на магнитофон. С вашего позволения, я мог бы очень хорошо использовать эти пленки.

— О боже…

— Как дела, мистер Харок? — вклинился в разговор Артур Росси. — Я — папа Дэнни. Если желаете, мы могли бы утром вместе позавтракать.

Дэнни метнул на отца испепеляющий взгляд, после чего снова повернулся к импресарио.

— Весьма польщен, сэр. Может быть, мы могли бы поговорить об этом в другой раз…

— Конечно, конечно, — произнес Харок с восторгом. — Мы поболтаем обо всем, когда вы будете посвободней.

Затем он вежливо пожелал всем спокойной ночи и ушел вместе с директором оркестра. Теперь их осталось только четверо: Дэнни, его родители и Мария.

— Ну вот и хорошо, — шутливо сказал Артур Росси, улыбаясь Марии, — остались только итальянцы.

Он избегал взгляда Дэнни, ибо знал, что недавно зашел слишком далеко, переступив черту, которая определяла новые границы их отношений «отец — сын». И он боялся гнева Дэнни.

— С позволения всех присутствующих, — произнесла Гизела Росси, — я бы очень хотела предложить тост и выпить за того, кто присутствовал на сегодняшнем концерте незримо — не телом, но душой.

Дэнни кивнул, и все подняли свои бокалы.

— За Фрэнка Росси… — начал было отец.

Но тут же осекся, поскольку услышал, как его младший сын прошептал, едва владея собой:

— Нет, папа, не в этот вечер…

Наступила тишина. Затем миссис Росси негромко произнесла:

— Светлой памяти Густава Ландау. Помолимся, чтобы Господь позволил музыке, которую играл сегодня Дэнни, достичь небес и этот славный человек мог бы гордиться своим учеником.

Они выпили.

— Это учитель Дэнни, — сказала миссис Росси Марии.

— Я знаю, — мягко ответила она. — Дэнни рассказывал мне о том, как он… любил его.

Внезапно все замолчали, поскольку никто не знал, что сказать.

Наконец Мария снова заговорила:

— Не хотелось бы портить сегодняшний вечер, но, кажется, уже поздно. Думаю, будет лучше, если я возьму такси и поеду в Рэдклифф.

— Если подождешь минутку, — предложил Дэнни, — я с удовольствием отвезу тебя и потом попрошу водителя на обратном пути подбросить меня до «Элиота».

— Нет-нет, — запротестовала она. — Я хочу сказать, администрация оркестра предоставила тебе такой шикарный номер. Насколько приятней тебе будет отдыхать здесь, чем на металлической кровати в Гарварде.

Мария вдруг немного смутилась — ей показалось, что ее последние слова могут быть истолкованы неверно. А вдруг старшие Росси догадаются, что она бывала в комнате у Дэнни?

В любом случае, она этого так и не узнала, ибо Артур и Гизела попрощались и отправились к себе в номер, который находился на том же этаже, чуть дальше по коридору.

Дэнни и Мария стояли бок о бок в кабинке лифта, который спускался вниз, и смотрели прямо перед собой.

Когда они направились к выходу, Дэнни нежно придержал ее.

— Послушай, Мария, — зашептал он, — давай не будем сегодня расставаться. Я хочу быть с тобой. Хочу разделить эту особенную для меня ночь с девушкой, которую я действительно люблю.

— Я устала Дэнни, честное слово, — тихо ответила она.

— Мария, послушай, — умолял ее Дэнни, — поднимемся ко мне. Давай переночуем в том номере… как жених и невеста.

— Дэнни, — ласково ответила она, — я знаю, как это важно для тебя. Но мы и в самом деле не принадлежим друг другу. Особенно после сегодняшнего вечера.

— Что ты имеешь в виду?

— Я увидела, как ты изменился. Я очень рада твоему большому успеху, но ты только что вошел в совершенно новый мир, где я чувствую себя совсем неуютно.

Он сдерживался изо всех сил, чтобы не разозлиться, но не получилось.

— Неужели это еще одна отговорка, чтобы только не ложиться со мной в постель?

— Нет, — прошептала Мария взволнованно, — сегодня я увидела, что в твоей жизни нет места ни для кого. Луч прожектора слишком мал.

Она отвернулась и пошла через темный коридор к выходу.

— Мария, подожди! — окликнул он ее.

Его голос легким эхом отозвался в мраморном холле.

Она остановилась и сказала:

— Пожалуйста, Дэнни, ни слова больше. Я всегда буду хранить о тебе самые теплые воспоминания.

А потом сказала чуть слышно:

— Прощай.

И ушла сквозь вращающуюся дверь.

Дэнни Росси остался стоять в опустевшем вестибюле на исходе дня своего величайшего триумфа, раздираемый противоречивыми чувствами: с одной стороны — восторг и ликование, с другой — понимание того, что он потерял. Но в конечном счете там, в темноте вестибюля, он убедил себя, что это и есть цена, которую он должен заплатить.

Цена славы.

Тед и Сара теперь были совершенно неразлучны. Они взяли почти одни и те же предметы, и их разговоры — но только не тогда, когда они занимались любовью, — были в основном о классической филологии. Они даже темы для дипломных сочинений выбрали похожие. Сара договорилась с профессором Уитменом, что он будет руководить ее работой об эллинских изображениях Эроса, где основное внимание уделено Аполлону Родосскому. А Тед попросил самого профессора Финли руководить его диссертацией, в которой дается сравнение двух ярких, совершенно противоположных женских образов у Гомера — Елены и Пенелопы.

Каждый день после обеда они сидели друг против друга в библиотеке Вайденера и усердно занимались, иногда отвлекаясь на то, чтобы обменяться глупыми записками на латыни или греческом.

Около четырех эти двое обычно присоединялись к массовому исходу мускулистых парней из библиотеки, когда те направлялись на тренировки. Только в отличие от спортсменов стадионом для них была новая комната Эндрю.

И все же, поскольку они учились в Гарварде последний год, оба все яснее понимали, что вся эта идиллия, счастливые деньки в стенах университета должны рано или поздно подойти к своему завершению. Или, в каком-то смысле, к логическому концу.

Тед подал заявление в аспирантуру Гарварда на кафедру классической филологии, и Сара подумывала о том же, хотя родители намекнули, что с удовольствием оплатили бы ей год учебы где-нибудь в Европе.

Это ни в коем случае не означало, будто мать с отцом не одобряли ее отношений с Тедом. Впрочем, они никогда его не видели и мало знали, если вообще что-либо знали, о нем.

Зато Сара стала частой гостьей в доме Ламбросов: она регулярно посещала воскресные обеды в их доме и чувствовала себя почти членом семьи — мама Ламброс молилась каждую неделю о том, чтобы это когда-нибудь действительно случилось.