Том Рэкман - Халтурщики

До полуночи еще несколько часов, а на улице уже вовсю гремит пиротехника. Руби убирает фотографии на полку в кухне. Потом она натирает пемзой руки до красноты.

Таксист высаживает ее напротив «Неттуно», трехзвездочного отеля, расположенного прямо у стен Ватикана. Его персиковый фасад уже несколько лет скрыт лесами — в 1999 году владельцы взялись за серьезную реконструкцию здания, но на полпути у них закончились деньги и запал довести задуманное до конца.

Взрывается очередная петарда, и Руби подскакивает от неожиданности.

В гостинице ее приветствуют по-итальянски, но она отвечает на английском и вручает американский паспорт. «Ненавижу летать в праздники, — сообщает она. — Приходится бросать детей, полный кошмар. Но боссы встречу перенести не захотели. Так я им и поверила».

Портье снимает копию с ее карточки.

«Это моя личная, а не компании, — объясняет Руби, — я мили собираю».

Он равнодушно кивает.

Руби никогда не остается дома на Новый год. Тридцать первого декабря она превращается в бизнес-леди из Америки, которая застряла на праздники в Европе; каждый год она меняет отели.

Из окна ее номера видны только коробки кондиционеров, что Руби вполне устраивает — зато нет шума с улицы. Она бросает пальто на кровать, достает из мини-бара бутылку «Перони», включает телик и выясняет, что там на платных каналах. Несколько минут она смотрит порнофильм, но он ее скорее удручает, чем возбуждает. Руби переключается на музыкальный канал, но так и не может отделаться от гадливого ощущения. «Для кого это вообще снимают?» Руби достает из мини-бара «Кит Кат». «Это…» Она кусает шоколадку, стоя перед зеркалом. «Это отвратительно». Потом она берет еще одно пиво и пакет орешков. «Да ведь?» За пивом следует красный Джонни Уокер с крендельками, которые во рту превращаются в кашицу. «Нет?» Потом — Абсолют с банкой апельсинового сока.

Вот мужики на работе обрадуются, когда ее уволят. «А я буду хлестать шампанское». Она открывает уже початую бутылку красного калабрийского вина и набрасывается на упаковку шоколадных вафель. Сочетание довольно неудачное, но Руби уже слишком пьяна, так что ей все равно. На экране Тото изображает врача. В мини-баре уже ничего не осталось. Руби закрывает глаза и рывком натягивает на себя одеяло. Она засыпает.

Раздается страшный грохот — Руби подскакивает, у нее перехватывает дыхание. Мгновение паники — и она определяет свое местонахождение: она в отеле. Телевизор — включен. За окном взрываются петарды, Руби смотрит на часы. До полуночи осталось несколько минут. Из газеты ее уволят.

Она отправляется в коридор, чтобы посмотреть на салют из выходящего на улицу окна. Небо сверкает. Грохот не смолкает. И со всех сторон кричат:

— Sei!

— Cinque!

— Quattro!

— Tre!

— Due!

— UNO!

На крыше дома напротив вопят подростки — сегодня их никто не остановит. Они бросают вниз бокалы для шампанского, которые со звоном разбиваются в водостоке. Вдалеке воет сирена «скорой помощи». По тротуару быстро идет мужчина в плаще, вперившись в экран мобильного. Дым от петард призрачно струится в свете фонарей.

Руби знает, что в мини-баре ничего больше нет, но на всякий случай проверяет еще раз. Она пытается заснуть. Шум стихает, но ей все не спится. Сна ни в одном глазу. Ее точно уволят. Прекрасно, блядь.

Как сказал Герман Коэн: «Руби, еще один прокол и привет». Все равно планируют сокращение штата. И все знают, кто будет следующим. Вопрос в том, когда.

Руби бросает взгляд на мобильный. Можно позвонить Курту и поздравить его с Новым годом. Но он же спросит, что она делает, с кем отмечает.

Она снова достает из несессера «Драккар Нуар» и брызгает на руки, потом потирает ими щеки. Закрывает глаза и вдыхает аромат. Несколько месяцев назад она наткнулась на Дарио на Виа-дель-Умильта, а до этого они не виделись несколько лет. Он посмеялся над тем, что Руби помнит про «Драккар Нуар». «Я им уже сто лет не пользовался», — сказал он.

Руби открывает мобильный и находит его номер. Не сделав звонка, она прижимает трубку к уху. «Алло, — говорит она в пустоту, — можно Дарио? Дарио, привет, это я. Если хочешь зайти, буду очень рада тебя видеть». У меня тут в отеле хорошо. Не хочу, чтобы у тебя из-за меня были проблемы, серьезно. Но мне так понравилось, как мы с тобой в прошлый раз посидели. «Может, заскочишь? Всего на несколько минут». Я все равно уже очень устала.

Руби звонит ему со стационарного телефона, чтобы он не понял, что это она.

Дарио отвечает:

— Pronto?

Руби молчит.

— Pronto? — снова повторяет он. — Chi è?.. Pronto? — Пауза. — Non rispondi? — И вешает трубку.

Руби перезванивает снова.

— Chi è? — спрашивает Дарио. — Che vuoi?

— Не ори на меня, — отвечает она по-английски. — Это Руби.

Дарио вздыхает.

— Сейчас полночь. Новый год. Ты зачем мне звонишь?

Она молчит.

— Руби, ты мне за последние несколько недель пятьдесят раз набрала. Пятьдесят.

— Прости.

— Зачем ты это делаешь?

— Ну так.

— Отвечай.

— Прости.

— Прекрати извиняться. Отвечай на мой вопрос. Это смешно. Пятьдесят звонков. Тебе есть что сказать?

Она не может выговорить ни слова.

— Руби, я женат. Мне никто другой не нужен. Нам с тобой нечего делать вместе. Я не хочу, чтобы ты мне звонила, не хочу с тобой встречаться. И никуда с тобой больше идти не хочу. И не хочу, чтобы ты продолжала мне названивать. Прошу тебя.

— Дарио.

— Если ты еще раз это сделаешь, мне придется…

Но она вешает трубку.

Руби достает из несессера пилку для ногтей и вонзает ее в бедро, раздирая кожу. Она расковыривает рану, потом останавливает кровь туалетной бумагой и моет руки обжигающе горячей водой.

На следующее утро ее будят горничные.

— Попозже, — бормочет она и снова засыпает.

Звонят со стойки регистрации. Уже за полдень. Руби проспала время выезда из отеля.

От нее все еще пахнет одеколоном Дарио. Натягивая брюки, она задевает рану на ноге. На душ времени нет. Руби поспешно собирает пожитки в чемодан, смотрится в зеркало, пытается поправить прическу. «Это будет мой последний день в газете». Сегодня первое января, ее смена начинается в два часа. «Настал этот день». Сегодня ее уволят.

Руби идет по улице, катя за собой чемодан. Она могла бы сходить домой и принять душ, но вместо этого она направляется на площадь Святого Петра. Папа Римский уже закончил молитву «Ангел Господень», и народ начал расходиться. Она идет сквозь то сгущающуюся, то редеющую толпу людей в желтых ватиканских шейных платках. Храм подобен трону, у подножия которого собралось все человечество. Туристы непрерывно гонят ее из кадра. «Простите, вы не могли бы?» — просят они. Она делает шаг в сторону. «Простите, теперь вы мне загородили вид».