Том Рэкман - Халтурщики

Вернувшись домой, он сообщает Аннике.

— Все от тебя просто, — он выдерживает паузу, — протащились.

Анника улыбается.

— Протащились? Что, как в девятом классе?

— Понимаю, звучит смешно. Но я серьезно — я впечатлен.

Она целует его веки и хватает его за задницу.

На следующее утро он просыпается рано и остается в постели на несколько лишних минут, наслаждаясь нежной кожей ее спины, ароматом ее волос. Мензису сложно поверить, что Анника реальна, в темноте он чувствует долетающие до него волны ее дыхания.

По пути на работу он задерживается у витрины магазина. Вот этот бирюзовый браслет? А те сережки? Это набор? Он в украшениях не разбирается, не может судить, красива ли та или иная вещь и понравится ли она Аннике. Ему бы узнать ее мнение, но так не удастся сделать сюрприз. Мензис смотрит, когда магазин откроется. Может, ему удастся сбегать сюда между выпусками. Нужны ли ей сережки? «Нужны» — разве это важно? А что важно? Важно что-то сказать ей этим подарком. Что именно? Точно он не знает, но что-то сказать точно надо. Он часто берет Аннику за руку, а потом отпускает. И все его попытки дать ей понять, насколько она важна для него, проваливаются. Он купит эти сережки. Но магазин закрыт.

За ужином Анника болтает о прошедшем корпоративе, высказывается о коллегах Мензиса.

— Герман душка, — говорит она.

— По-моему, этот эпитет ему не подходит.

— Он милый, — настаивает она. — И он так неуверен в себе.

— Герман? Герман Коэн?

— И с Кэтлин мне было интересно поговорить. Она от тебя в восторге.

— Она в восторге от того, что я делаю за нее всю работу.

— Очевидно, что она очень тебя уважает.

— Правда?

— А стажеры такие молоденькие! Я себе показалась просто древней старухой. Вообще-то я действительно уже чувствую себя старухой.

— Если ты себя считаешь древней, про меня ты, наверное, думаешь, что я вообще из доисторических времен.

— Вовсе нет, я только о себе.

— Двадцать семь это еще не много.

— Это зависит от того, что ты успел сделать. Моя сестра говорит, что если человеку суждено достичь каких-то высот, то к тридцати это уже понятно.

— Неправда, это всего лишь мнение твоей сестры. Да и все равно у тебя есть еще три года — вот тогда и поговорим, насколько ты бездарна. Согласна? И к твоему сведению, я к тридцати годам еще ничего не добился.

— Чем ты тогда занимался?

— Кажется, я жил в Вашингтоне. Правил там тексты.

— Значит, добился.

— Это я не могу назвать достижением.

— Но ты делал карьеру, ты был квалифицированным специалистом. Это не то же самое, что мои бессмысленные фотографии с претензией на художественность, такие сейчас сможет сделать любой дурак, у кого есть цифровой фотоаппарат и «Фотошоп», — спорит Анника. — Я столько торчала в темной комнате, дыша фиксажом, с пластиковыми кюветами, стоп-ваннами и щипцами в руках! Только время потратила впустую.

— Во всем есть польза.

— Не во всем. Ну, давай посмотрим правде в глаза, ведь нельзя сказать, что я тут с толком провожу время. Я даже по-итальянски до сих пор как следует разговаривать не могу. Мой мужик живет новостями, а я ни малейшего представления не имею о том, что творится в мире.

— Имеешь.

— Может, мне стоит начать читать твою газету. На вечеринке все говорили с таким знанием дела.

— Какого дела?

— Ну не знаю, о парламентском голосовании, гонках вооружения в Южной Азии и трибуналах ООН в Камбодже. А потом они смотрят на меня, а я такая, типа: «Привет, я раньше была ассистентом фотографа, а теперь живу у Крейга».

— Это наша общая квартира, — поправляет он. — Если уж на то пошло, твоя. А мои коллеги просто обязаны все это знать — это же их работа.

— Вот именно. А я не обязана ничего знать.

— Ты опять хочешь поискать работу? Я снова могу закинуть удочки.

— Думаешь, надо?

— Ну, необходимости в этом нет. — Похоже, это неправильный ответ. — Но попробовать не повредит. Опять же я рад буду помочь. Ты только скажи, что тебя интересует. Или ты хотела вернуться к фотографии?

— Не знаю.

— А о чем ты говорила с Харди, вроде о йоге, да? Наверное, будет здорово? Я, конечно, не говорю, что это решение всех проблем. Но я не хочу, чтобы ты от меня устала, из-за того, что тебе весь день приходится сидеть дома и стирать носки.

Наступает день рождения Анники, и он дарит ей бирюзовый браслет с сережками, подписку на итальянский фотожурнал и абонемент в центр йоги.

На йоге Анника немедленно заводит друзей. Они все местные — творческие люди, из тех, кто слишком много курит, красит спальни в оранжевый цвет и от которых пахнет мокрой шерстью. Особенно симпатичен ей неуклюжий парнишка по имени Паоло.

— Никогда не видела, чтобы у человека было так плохо с координацией, — рассказывает она. — Бедолага Паоло, он даже до пальцев ног дотянуться не может. У него совсем не получается.

— Интересно, а у меня выйдет? — Мензис делает попытку достать до пальцев и стонет.

Анника подскакивает и обнимает его.

— Спасибо, — со смехом говорит он. — За что это?

Друзья с йоги просят ее принести и показать им свое портфолио. Но о старых фотографиях Аннике даже вспоминать стыдно; подумают, что она любитель. Так что она решает отснять новую серию. В качестве темы она выбирает граффити, оскверняющие стены исторических зданий Рима. Все приходят в восторг и уговаривают ее выставить работы.

Теперь, когда Анника стала фотографировать и тусоваться с новыми друзьями, Мензису часто приходится возвращаться в пустую квартиру. Как ни странно, без нее дом кажется более шумным: за окном тарахтят мотоциклы, тяжело ступает сосед сверху, на стене тикают часы. Мензис делает себе на ужин сандвич и идет в подвал, в свою мастерскую — комнатушку, которую он снимает для занятий всякими научными проектами: этим он увлекается с детства. Он возится с моделями из пробкового дерева, читает научно-популярные журналы, фантазирует. Мечта у него одна: он хочет получить патент.

Если бы он ходил на курсы естественных наук в колледже! Но опять же, тогда он не попал бы в Вашингтон и не встретился с ней. Но разумеется, он и сейчас мог бы что-то изобрести. Придумать что-нибудь настолько выдающееся, что его согласились бы взять в Массачусетский технологический институт. И он бы в рекордные сроки получил докторскую степень. И Анника поехала бы с ним. Если бы захотела. А захотела бы она? Тут, в Риме, ему есть что ей предложить: квартира, которая понравится любому, очарование Европы. А если бы он был бедным студентом в Бостоне с кучей долгов?.. Но эти размышления абсурдны. Он не изобретатель, он не учился по соответствующей специальности, к тому же он уже слишком стар, чтобы начинать учебу. У него другая жизнь, он новостник, нравится ему это или нет.