Том Рэкман - Халтурщики

Дэйв ждет, когда Эбби соберется.

— Идите, не хочу вас задерживать, — сообщает она.

— Ничего страшного.

Она копается как можно дольше.

— Не обязательно меня ждать. Правда.

— Все нормально.

Когда они выходят из самолета, он сворачивает к ленте, на которую подают багаж.

— Ну, всего хорошего.

— А у вас больше ничего с собой нет?

— Я всегда путешествую налегке.

— Кстати, а где вы остановились?

— Точно не помню. В каком-то отеле.

— Как он называется?

— Я забыла. Кажется, «Интерконтиненталь».

— Может, возьмем одно такси на двоих?

— Вы разве не спешите куда вы там едете? В свой город? Но в любом случае мне такси оплачивают, так что я поеду одна. Иначе будет путаница с чеками.

— А, ну ладно, тогда пока.

— Ага. Всего хорошего.

Он наклоняется, чтобы поцеловать ее в щеку.

Эбби отстраняется.

— Не хотелось бы вас простудой заразить. — И она пожимает ему руку.

Добравшись до «Интерконтиненталя», она раскладывает рабочие документы на столе. Слишком много времени потрачено на треп с этим кретином. Эбби постоянно зевает. Но ей надо лечь как можно позже — это единственный способ скорее приспособиться к разнице во времени. Она смотрит на часы. Детям звонить уже поздно. Как можно было не сказать, что эта новая работа в Сан-Хосе? Да не важно. В котором часу у нее завтра первая встреча? Завтрак. С возвращением в страну ужасного кофе и пончиков размером с сиденье от унитаза. И чего он тогда флиртовал всю дорогу, если живет в другом городе? Над столом висит зеркало. Она замечает свое отражение. Ей сейчас до смерти хотелось бы поболтать с Генри. Из-за этого перелетного коматоза она норовит заплакать.

Звонок. Эбби открывает глаза, она ничего не понимает. Темно. Который час? Мигают часы будильника. Она что, проспала встречу? Блядь! Этот звон. Но оказывается, что это не будильник. Она протягивает руку к телефону.

— Алло?

— Наконец-то!

— Алло? — повторяет она.

— Это Дэйв Беллинг. Я внизу. Я, конечно, поступаю некрасиво. Но я решил не упускать свой шанс. Знаете, я подумал, что мои могут и подождать несколько часов. Мне не хотелось бы, чтобы это была наша последняя встреча. Я уже почти добрался до автобусной станции. А потом я, такой, думаю: как это глупо! И приехал сюда. Надеюсь, вы еще не уснули. Послушайте, если я навязываюсь, так и скажите, и меня как ветром сдует, без проблем. Но если нет, я думал пригласить вас выпить. Или, может, на ужед. Или даже лужин.

Эбби со смехом протирает глаза. Включив настольную лампу, она начинает моргать.

— А который час?

— Самое время лужинать.

— Я, кажется, отрубилась. Подумала, что уже завтра настало.

— Если вам мое предложение не нравится, я пойду. Ничего страшного.

— Погодите, погодите. Подождете минуту? Я скоро спущусь. Не поднимайтесь. Вы где?

Душ Эбби принять не успела, так что она наводит марафет в ванной на скорую руку, увлажняет кожу кремом, словно раскатывая тесто. Вообще-то ей надо готовиться к собранию совета директоров. Лечь спать пораньше.

— Привет, — она подходит к Дэйву сзади и похлопывает его по плечу.

Он стоит возле стола консьержа, листает журнал.

— Привет, — отвечает он, сияя. — Точно я не навязываюсь?

— Нет, конечно.

— Ну, как настроение? Выпить? Поесть?

— После этой загадочной самолетной конфеты я есть не буду до октября.

— Понял. Значит, выпить.

Они устраиваются в баре при отеле. Висящий на стене телевизор транслирует канал «Си-эн-би-си», заголовок гласит: «Обвал на рынке, вызванный опасением снижения темпов роста в Китае».

— Все завтра пройдет хорошо, — убеждает ее Дэйв. — Я уверен, что среди собравшихся никого умнее вас не будет, так что не паникуйте.

Они все болтают и болтают, он о своем разводе, она — о своем. После третьего Бакарди Бризера она ему говорит:

— Как это ты в самолете сказал? Моя проблема в том, что я слишком романтична. Ну ладно, бывает, схлопочешь от жизни подзатыльник. Но я, честно говоря, предпочитаю настоящие чувства. А не… Понимаешь? Понимаешь, о чем я?

— Вполне.

— Ну, так вот, — говорит она.

— Так вот, — повторяет он.

Оба смеются.

И тут он нежно зовет ее:

— Иди сюда, — он наклоняется к ней через стол. И целует ее. Потом медленно выпрямляет спину, словно сам от себя этого не ожидал.

— М-да, — тянет она.

— Вот так, — добавляет он.

— Да уж.

Они поднимаются в ее номер. Эбби кидается в ванную, шепча своему отражению в зеркале: «Ты сошла с ума».

Когда она выходит, он протягивает к ней руки. Она льнет к нему, ожидая поцелуя, но он лишь крепко обнимает ее, потом блаженно выдыхает, и его объятия ослабевают. Он чуть отстраняется и смотрит ей в глаза.

— М-м-м, — тянет она, — как мне это было нужно.

— А мне как! — отвечает он.

Эбби целует Дэйва, сначала нежно, потом страстно. Слившись в поцелуе, они неуклюже движутся к кровати, спотыкаясь и хихикая. Она падает на матрас и, плюхнувшись на пульт, включает телевизор.

— Господи, прости! — восклицает она, внезапно посерьезнев.

Дэйв выключает телевизор и швыряет пульт куда подальше. Потом он расстегивает и снимает с нее рубашку. Расстегнув молнию на ее брюках, он стягивает и их. На ней остается лишь похоронный черный лифчик и голубые бабушкины трусы. Она прикрывает руками грудь и скрещивает ноги.

— Выключишь свет?

— Давай оставим ненадолго, — возражает он.

— Ты разве не будешь раздеваться?

— Не прикрывайся.

— Свет слишком яркий.

— Я хочу на тебя посмотреть, — говорит Дэйв.

— Но ты-то все еще в одежде. А я, я в этом лифчике и… — Ее смех выдает ее неуверенность в себе.

— Погоди, погоди. Не лезь пока под одеяло.

— Что это значит? Нельзя, что ли?

— Сначала у меня будет процедурный вопрос. — Тон его голоса меняется, становится холоднее. — По мелочи. — Он окидывает взглядом ее тело. И продолжает: — Скажи мне вот что, Бухгалтерия.

Услышав эту кличку, она застывает.

— Почему, — вопрошает он, — почему из всей нашей тусовки ты, Бухгалтерия, уволила именно меня? — Он ставит ногу на кровать и пристально смотрит на нее. — Ну? — требует он. — Объясняй.

Дела в газетах катились под откос.

Сотовые, видеоигры, социальные сети, порнуха в интернете, — конкурентов на рынке развлечений становилось все больше. И новые технологии не просто переманивали читателей, они меняли их. Полномасштабная печатная страница не умещалась на экране монитора, поэтому блоки информации стали меньше, новости приходилось резать на более мелкие кусочки. В интернете информация обновлялась моментально, так что заголовки, напечатанные день назад на бумаге, вызывали лишь презрение. Люди реже отдавали деньги за доступ к информации: в интернете платил лишь тот, кто хотел.