Владимир Величко - Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают

Лекция прокурора-эксперта оказалась интересной именно для практического эксперта. И поэтому послушали ее очень внимательно и даже кое-что записали. И очень интересно было слушать лектора, одинаково хорошо разбирающегося в вопросах судебной медицины, прекрасно владеющего ее терминологией, и в то же время четко ощущалось: с нами разговаривает человек, представляющий закон — работник прокуратуры. Вот поэтому два часа лекции промелькнули незаметно. А когда лектор уже заканчивал, открылась дверь, и в учебную комнату зашел доцент Зорин. Извинившись, он объявил:

— Коллеги, сейчас будет очень интересное вскрытие — «падение дельтоплана с пилотом» с высоты около 200 метров. Так что через 15 минут все спускаемся в секционный зал, находим кандидата наук Шарля Андреевича Дымова и с ним идем на вскрытие. Внимательно смотрим, участвуем, запоминаем, берем описательную часть — в общем, все, как обычно. Ну а завтра, на практическом занятии, обсудим итоги и напишем экспертные выводы. А уже после этого и состоится семинар — профессор вас заждался.

Мы еще пяток минут поговорили с лектором и неторопливо спустились вниз. А когда нашли Дымова, то он сказал, что все секционные столы заняты, и предложил нам погулять минут тридцать-сорок. Ну, мы и отправились в столовку. По причине довольно раннего времени (в смысле, еще не обеденного) там было пусто. Быстренько сдвинули столы, расставили тарелки и стаканы и — «застучали рабочие струменты». Потом Саша Царюк, отодвигая пустую тарелку, сказал:

— Я по поводу наших побасенок… Вот вроде все интересно — я даже перед сном записал кое-что для памяти. Приеду домой — расскажу друзьям. Но я вот про что: почти все наши рассказы какие-то мрачные. Складывается впечатление…

— Так мы же не жванецкие с задорновыми, чтоб люди, слушая нас, надрывали животики, — прогудел Боря. — Как говорится, что сторожим, то и имеем, или, если в переводе: где работаем, про то и рассказываем.

— Я немного не об этом. Все это понятно: работа, трупы, слезы, трагедия. Но ведь наверняка и в нашей работе есть смешное! Мы ж сегодня опять будем готовиться к… семинару-экзамену? Вот и давайте вспомним что-то смешное, веселое и в нашей работе, ну или около нее, — ответил Царюк, складывая свои тарелки.

— Вот я и думаю: веселье будет на семинаре, на котором профессор повеселится, а вот мы — навряд ли, — пробурчал Самуилыч. — Не мешало бы и лекции полистать.

— А давайте я вам расскажу историю, от которой вы животики, конечно, не надорвете, но ни слез, ни горя в нем тоже не будет, — предложил уже на крыльце столовой Сашка Брюханов.

— Давай, валяй, Ляксандер, говори, — выразил общее мнение Миша Биттер. — И пойдемте, присядем вон на те скамеечки, — показал он в сторону маленького скверика на противоположной стороне узенькой улицы. — Не замерзнем: еще тепло. Да и желающие пусть на воздухе дымят, — и первым двинулся через улочку.

Когда устроились, Сашка, сыто зажмурив глаза, сказал мечтательно:

— Пивка бы сейчас… для разгона и смазки языка!

— Ты не отлынивай, назвался груздем — изволь соответствовать, а то профессор тебе выпишет… пивка-то, — цыкнул Михаил, и Саша начал рассказ:

— Произошел этот случай не со мной — его мне рассказал… Впрочем, по порядку! Перед самым Новым годом, а именно 29 декабря, нас — меня и еще двоих экспертов — попросил задержаться на пяток минут заведующий отделением и, когда остальные вышли, преподнес нам вот такой «Новогодний подарок»:

— Коллеги, вы трое за этот год ни разу не ездили в командировки, и поэтому одному из вас, — усмехнулся он, — завтра рано утром предстоит вылететь на Север с оперативной группой для проведения эксгумации. Труп уже извлекли из вечной мерзлоты, и завтра утром в 06 часов 00 минут туда вылетает спецрейс. Летят: следователь прокуратуры по особо важным делам — «важняк», кто-то из оперов УВД, ну и один из везунчиков-судмедэкспертов, коего вы сами изберете, — опять усмехнулся ехидно заведующий, — и не позже, чем через час, имя счастливца мне доложите! Свободны!

— Во, гад! — в сердцах сказал я, выходя из кабинета.

— Это вы, доктор, о ком так экспрессивно, обо мне? — высунув голову из двери кабинета, ласково спросил заведующий.

— Нет-нет, Владимир Федорович, что вы? Это мы… это я про того, кто… ну, эксгумироваться захотел не вовремя! Не лежится ему!

— Ну-ну! И помните: через час! — сказал он и аккуратно закрыл дверь, не забыв перед этим втянуть голову в плечи, а их — в кабинет.

В общем, когда мы пришли в свою ординаторскую, один из нас — Антон — сразу же взмолился:

— Ребята, мне никак нельзя ехать! Вы ж знаете, у меня гости из Омска приехали, мы тысячу лет не виделись, — сказал он умоляюще. — Помогите. А уж я отработаю!

Да об этом мы и без его напоминания помнили: он нам о своих гостях за последнюю неделю все уши прожужжал. А кроме того, мы и сами знали, что командировка может и затянуться — ведь там Север, непогода, и поэтому вполне можно и на неделю застрять в… яранге или в чуме!

— Ну что, — обратился я к другому доктору — Владимиру, — даем вольную этому… хлебосольному хозяину?

— Ну а куда деваться? Пусть празднует. А мы с тобой, — говорит он мне, — тянем жребий. Договорились?

— Кинули мы жребий, и мне повезло, — сказал Сашка.

— Что «повезло»? Ты вытянул полет? — спросил неугомонный Бурков.

— Не, не угадал. Повезло не лететь, — ответил Саша. — Вова вытянул полет!

Я ему тогда так позавидовал… — фальшивым голосом сказал Сашка. — Сказал, что увидеть северное сияние в новогоднюю ночь — хорошая примета!

— Под северным сияньем ты имел в виду спирт с шампанским? — ехидно поинтересовался Самуилыч.

— Дед, не перебивай, а? — жалобно попросил Сашка и продолжил:

— Вова, конечно, расстроился, но деваться-то некуда, и, тяжко вздохнув, он пошел сдаваться заведующему. Здесь пару слов надо сказать о нашем невезучем Воване. Он как-то от всех нас отличался. Эксперт был нормальный — не семи, конечно, пядей во лбу, но надежный и бескомпромиссный. Водку пил, но как-то без нас, и особенно-то пьяным его никто не видел. И была у него одна безобидная страстишка: он к месту и не к месту постоянно цитировал какие-то стишата. Иногда читал стихи серьезных авторов, иногда декламировал так называемые садистские вирши, которых знал чертову уйму, ну вроде этого: «Я спросил у слесаря Петрова: ты зачем одел на шею провод…», ну и в том же духе. Бывало, уже одетый подходит к столу, где лежит «объект исследования», причем объект серьезный, сложный, рядом в ожидании вскрытия стоят прокуроры и следователи, а он встанет в позу и, размахивая рукой, в которой зажат большой секционный нож, прочтет:

Ты гляди, чего в мире деется: Все меньше на свете радости, Все больше вокруг подлости, Все больше вокруг гадости.