Марианна Гончарова - В ожидании Конца Света

Боже мой, а где же мои? Где мои… все?

Где мои дети?! Боже мой, где мои дети?! Где дети?! Дети!!!

— Внимание, — чей это густой теплый баритон, — запомните важное условие. Главное — узнать друг друга! Узнайте друг друга там! — повторил голос.

Люди засуетились. Матери потянулись к детям, жены прижались к мужьям. Какие-то чужие старики растерянно звали:

— Дети! Дети! Где наши дети?! — кричали старики, пожилые супруги.

— Какие они, ваши дети?

— Мы не помним… — заплакали старики.

Я в панике металась, держа за руку девочку, мальчик сам обхватил меня за шею. Я металась от стариков к своим…

— Мама! — кричала я. — Не отходи далеко!

С мамой шли мои сестра Таня и ее дочь Ульяна.

Они шли вперед, не оборачиваясь.

— Линочка! — увидела я свою младшую дочь. — Где Андрюша, Ира? Где папа? Даня? Где мой Даня?! Даааааааня!!!

Лина тоже прошла мимо меня, не оборачиваясь, и как всегда тихо и спокойно сказала:

— Ну что с тобой? Не кричи, мамочка. Пойдем.

Мы пошли с Линой рядом. Кто-то накрыл наши плечи пледом. Кто-то промокнул мне слезы мягким большим клетчатым носовым платком.

— Спасибо, — хотела поблагодарить я, но человек уже скрылся в каком-то повороте, а мы пошли дальше. Я смотрела вслед тому человеку…

— Это ты, папка?

В фигуре человека, который укрыл наши плечи пледом и поспешно исчез в тоннеле, я узнала моего папу. Он хотя и умер год назад, но для него это ведь не причина, чтобы не позаботиться о своих родных в трудное время. И кто, кроме него, мог подумать, что нам холодно и что мне нужен носовой платок. Это точно был папа.

— Пап?!

А люди впереди меня брели молча, все спокойные, даже умиротворенные. Они только переглядывались иногда друг с другом и улыбались. Одна я металась и кричала, металась и звала.

— Ну, мам, ну перестань, ну тихо… — уговаривала меня Лина. — Все найдутся, вот увидишь. Все будет хорошо.

Фигуры уходящих людей превращались в силуэты и тени. Я уже никого не могла узнать.

— Господи! — закричала я. — Как же они найдутся?! Как же я их узнаю?!

— Очень просто, — спокойно ответил уже знакомый голос, — ты пой.

— Что?!

— Как «что»? Песенку, конечно.

Голос тихо, кротко и ласково запел любимую мной песенку:

К нему присоединился еще один. И еще.

Голос, на секунду прекратив петь, сказал:

— Пойте! Пойте все. Не бойтесь. Пойте все, что любите.

И все стали петь, каждый свою песню.

— Ради вас я готов бросить шум городов , — пели старики, потерявшие детей.

— Еще ничего не случилось, пока ничего не случилось, но всякое разное страшное может случиться, — пели дети, мальчик и девочка, которые искали своих родителей.

Кто-то вторил детям:

— И в эту же осень вдруг Млечных Путей стало семь или восемь! И думать об этом, и помнить об этом пора научиться, давно нам пора научиться!

В этой какофонии я еле-еле слышала: «Данама, данама, данама…»

Где-то зашумела вода. В глаза брызнул яркий свет. Раздался резкий гудок — он заглушал и заглушал песню. Я вдруг почувствовала неосознанную щенячью радость. И проснулась.

В ванной шумел душ. Данька плескался, фыркал и орал: «Данама, данама, данама…» В соседнем дворе под домом орала и сигналила чья-то машина, с террасы у дома слышен был голос мужа, он играл с нашей собакой. Через раскрытое окно комнату заливало свежим воздухом и солнцем.

В дверь ввалилась сонная Линка и нырнула ко мне в постель.

— М-м-э-а-м!

— М-м, — счастливо я отозвалась, вдыхая нежный девчоночий запах.

— А ты знаешь, что у меня десятка по физике?

— Да лааадно. По физике? У тебя? Откуда?

— Because I’ve got a charming smile, [1] Потому что у меня очаровательная улыбка (англ.). — кокетливо пропела Линка.

Я засмеялась облегченно и весело. Линка захихикала рядом. В спальню заглянул Данька с мокрой после душа шевелюрой и весело мотанул башкой. Следом за ним в двери появилась точная копия Даньки, только маленькая, веселый его пятилетний сынок Андрюша. Он кричал:

— Мама спрашивает, а кому кофе, а кому чай!

Начиналось новое утро.

Потому что у меня очаровательная улыбка (англ.).