Леонид Филатов - Свобода или смерть: трагикомическая фантазия (сборник)

Мы — простаки. Мы в жизнь бежим.
Мы верим в хлеб, в любовь и в книги.
И не подсчитываем миги,
Что составляют нашу жизнь.

И год, как день… И день, как миг.
Мы жмем сквозь беды и невзгоды
И экономим чьи-то годы
За счет непрожитых своих.

А мудрецы глазеют вслед,
Их жизнь скупа и неразменна —
В ней ни рассвета, ни разбега,
Ни взлета, ни паденья нет.

Жизнелюбивы и юны,
Они хохочут, как фальстафы,
Но их начала, как фальстарты, —
Однообразны и скучны.

Не знать бессонниц. Пить до дна.
И жить, сомненьями не мучась.
Неужто это все же мудрость?
Неужто все-таки она?..

Неужто можно тот же путь
Пройти спокойно и без спешки?
Неужто скажет кто-нибудь,
Что не Колумбы мы, а пешки?..

Неужто с жертвенным огнем
Несемся мы, как дурни с торбой,
Дорогой хоженой и торной,
Где без огня светло как днем?..

Остановиться ли? Остаться?
Но в нас бесчинствует азарт:
Уж коль рванули мы со старта —
То нам никак нельзя назад.

Мы выдыхаемся, устав, —
Мы — жертвы глупого азарта, —
Но, умирая, шепчем: «Старт!»
И верим: не было фальстарта!..

Ну вот наконец закончился
Итоговый ваш урок,
И вот, обретая отчество,
Шагнули вы за порог.
Не знает никто, не ведает,
Кем быть и куда спешить…
Пусть кто-нибудь посоветует:
Как дальше на свете жить?..

Задай-ка свои вопросы вы
Любой из ученых глыб —
Ньютоны и Ломоносовы
Ответить вам не смогли б!..

Учебники до сих пор малы,
Чтоб все это разрешить,
И нету в природе формулы,
Как надо на свете жить.

Из тыщи людей, наверное,
Найдется один чудак,
Который в одно мгновение
Расскажет нам, что и как.

Как надо ходить по улице,
Как надо варить и шить.
Но знает ли этот умница,
Как надо на свете жить?..

Моря гудят криком чаечным
Яростней ярмарки.
А в них не спят — в них качаются
Ялики, ялики…

Вдоль по пляжу шествует она —
Нефертити, царская жена.
И в смешной панаме рядом — он,
Неприлично толстый фараон.

На солнце блестит как фара он.
В папы ей годится он.
Конечно же ей не пара он —
Фараон, фараон.

Суматошный город Коктебель
Был счастливым несколько недель.
И пеклись на солнце валуны,
И глядели в море пацаны…

Моря гудят криком чаечным
Яростней ярмарки.
А в них не спят — в них качаются
Ялики, ялики…

У окна стою я, как у холста:
Ах какая за окном красота,
Будто кто-то перепутал цвета,
И Дзержинку, и Манеж.
Над Москвой встает зеленый восход,
По мосту идет оранжевый кот,
И лотошник у метро продает
Апельсины цвета беж.

А в троллейбусе мерцает окно,
Пассажиры — как цветное кино.
Мне, товарищи, ужасно смешно
Наблюдать в окошко мир.
Этот негр из далекой страны
Так стесняется своей белизны,
И рубают рядом с ним пацаны
Фиолетовый пломбир.

И качает головой постовой,
Он сегодня огорошен Москвой,
Ни черта он не поймет, сам не свой,
Будто рыба на мели.
Я по улицам бегу, хохочу,
Мне любые чудеса по плечу,
Фонари свисают — ешь не хочу, —
Как бананы в Сомали.

У окна стою я, как у холста:
Ах какая за окном красота,
Будто кто-то перепутал цвета,
И Дзержинку, и Манеж.
Над Москвой встает зеленый восход,
По мосту идет оранжевый кот,
И лотошник у метро продает
Апельсины цвета беж.

Не дьявол ли пошаливал,
Дома окрест пошатывал,
В печах середь зимы
Выветривал дымы?

И речки завораживал,
Да так, что замораживал,
И скрадывал в горсти
Охотничьи костры?..

И вдруг, как око красное,
Январское, дикарское,
Ледком обведено —
Горит в ночи окно!

То сыром, то мадерою,
То скрипочкой мадьярскою
Вас потчует корчмарь,
Ядреный, как январь.

Покуда ночь не кончится,
Корчма жаровней корчится,
Плеща, как угли, в снег
Рыдания и смех.

Все, что болело вечером,
Мы здесь наутро вылечим.
Но утром тишина
Похмельно тяжела.

И где-то в снежных заметях,
Спокойным солнцем залитых,
За тыщей белых верст
Аукнет паровоз…

Все тот же дождь
По тем же четвергам,
И по ночам —
Разбойная гитара,
И тот же старый сад,
И тот же гам
Из той же школы
Имени Гайдара…

Все так же прост
Чертеж моей души,
Моей тоски,
Моей любви давнишней.
Спасибо той
Бесхитростной глуши,
Меня такой
Любовью одарившей…

Все так же скуп
Рисунок за окном.
Все те же три
Сиреневые ветки.
Бедовый дед
С чумазым пацаном
И скучный муж
Хорошенькой соседки…

Так повелось промеж людьми,
Что мы сторонимся любви,
Когда любовь почти равна
смерти.

Я ем и пью и слез не лью,
Живу и жить себе велю,
Но я люблю ее, люблю, —
верьте.