Сесилия Ахерн - Сто имен

Китти предпочла бы не вникать в то, что говорит о ней выбор этой темы. Она бы предпочла вообще не говорить и не думать о том сюжете, вот только на ее канал подали в суд и ей самой в ближайшие дни предстояло отвечать по иску о клевете. Голова уже распухла, Китти устала думать об одном и том же, устала перебирать, как же это могло случиться, но внезапно нахлынула потребность в исповеди, потребность попросить прощения за все, что она натворила, — только так ей удастся вернуть себе чувство собственного достоинства.

— Я должна кое в чем признаться.

— Обожаю слушать признания.

— Когда ты приняла меня на работу, я была в таком восторге! И первым делом решила написать ту самую историю про гусеницу.

— Вот как?

— Конечно, я не могла взять интервью у гусеницы, но этот образ послужил бы затравкой для рассказа о людях, которые хотят летать, но не могут. О том, что такое — чувствовать, что ты прикован к земле, крылья обрезаны. — Китти посмотрела на Констанс: тело, почти сливающееся с больничной постелью, огромные глаза, и чуть не разрыдалась. Она знала, Констанс понимает ее с полуслова. — Я взялась за расследование… Прости! — Китти зажала рукой рот, пытаясь сдержаться, и все же слезы хлынули. — Выяснилось, что я ошибалась. Эта гусеница, про которую я говорила, которая живет на олеандре, она все-таки потом летает. Она превращается не в бабочку, а в мотылька. — Глупо плакать, но ведь не о гусенице она рыдает, о себе: в тот раз, как и в этот, сюжет выскользнул у нее из рук, но теперь последствия ее упущения катастрофические. — Меня отстранили от эфира.

— Тебе же на пользу. Будешь снова рассказывать свои сюжеты, когда все уляжется.

— Нет у меня больше сюжетов. Я все время боюсь снова провраться.

— Больше такого не случится, Китти. Знаешь, чтобы раскрыть сюжет, чтобы найти истину, как я говорю, не нужно отправляться боевым строем, паля из всех орудий и обличая ложь. И не всегда истина — открытие всемирного значения. Просто доберись до настоящего, до сути.

Китти закивала, шмыгнула носом.

— Прости, я не за тем шла, чтобы говорить о себе. Мне так жаль. — Она подалась вперед, сидя на стуле, уронила голову на постель, стыдясь смотреть Констанс в глаза, стыдясь самой себя: ее подруга тяжело больна, ей хватает о чем беспокоиться, а она и в больничную палату свою ерунду притащила!

— Тшш, — шепнула Констанс, ласково проводя рукой по волосам Китти. — Такая концовка мне еще больше нравится. Значит, бедная гусеница все-таки поднимется в воздух.

Китти подняла голову и увидела, какое измученное у Констанс лицо.

— Ты как? Позвать сестру?

— Нет-нет. Иногда находит, — ответила Констанс. Веки ее отяжелели, накрыли глаза. — Немножко посплю и снова буду в порядке. Ты не уходи, нам еще о многом нужно поговорить. Например, о Глене. — Она с усилием улыбнулась.

Китти кое-как улыбнулась в ответ.

— Спи, — шепнула она. — Я тут рядом посижу.

Констанс всегда умела читать по лицу Китти, любую ее ложь угадывала в тот же миг.

— Не беда, он не особо мне нравился.

И ее веки сомкнулись.

Китти присела на подоконник в палате, смотрела, как проходят внизу люди, прикидывала, каким путем возвращаться домой, чтобы никому не попадаться на глаза. Звуки французской речи вывели ее из транса, она оглянулась в изумлении: Констанс только ругалась на родном языке, сверх того за десять лет знакомства Китти не слышала от нее ни одного французского слова.

— Что ты сказала?

Констанс не сразу переключилась. Откашлялась, собралась с мыслями.

— Ты была где-то далеко.

— Думала о том о сем.

— Я давно хотела тебя спросить… — Китти вернулась на стул возле постели Констанс.

— О чем? Почему у нас с Бобом нет детей? — Констанс приподнялась и взяла поильник, выпила глоток через соломинку.

— Это понятно: у тебя и растения засыхают на корню, что бы ты с ребенком делала? Нет, я хотела спросить, попадался ли тебе сюжет, о котором ты бы хотела написать, но по той или иной причине так и не написала?

Констанс сразу же загорелась.

— Отличный вопрос! И кстати, это само по себе — сюжет. — Она внимательно посмотрела на Китти. — Расспросить старых писателей о тех сюжетах, которые ускользнули? А? Что скажешь? Я поговорю насчет этого с Питером. Или обратиться к авторам, которые уже отошли от дел, попросить написать для журнала тот рассказ, который они так и не написали. Ойсин О’Келли, Оливия Уоллес — дать им возможность рассказать свою историю. Можно сделать отдельный выпуск.

— Ты хоть иногда тормозишь? — невольно рассмеялась Китти.

Послышался негромкий стук в дверь, вошел Боб, муж Констанс. Вид у него был усталый, но при виде жены в глазах загорелся теплый огонек.

— Привет, дорогая. Китти, и тебе привет. Хорошо, что ты с нами.

— Пробки, — тупо повторила Китти.

— Знаю, как оно бывает, — улыбнулся он и, подойдя вплотную, поцеловал Китти в макушку. — Меня тоже порой что-то задерживает, но лучше поздно, чем никогда. — Он оглянулся на Констанс, та гримасничала, напряженно размышляя. — Пытаешься сходить по большому, любовь моя?

Констанс рассмеялась:

— Китти спросила меня, какую историю я всегда хотела написать, но так и не написала.

— Вот оно что. Не заставляй ее думать, доктора не велят, — усмехнулся Боб. — Но это хороший вопрос. Дай угадаю: это когда в Антарктиде разлилась нефть и ты взяла эксклюзивное интервью у пингвина-очевидца?

— Не брала я интервью у пингвина! — рассмеялась Констанс и тут же передернулась от боли.

Китти занервничала, но Боб привычно продолжал, будто ничего не заметив:

— Значит, это был кит. Кит-очевидец. Готовый рассказать каждому, кто до него доберется, обо всем, что он видел.

— Капитан! Я собиралась взять интервью у капитана корабля! — огрызнулась Констанс, но явно любя.

— Почему же не взяла? — спросила Китти, любуясь супругами.

— Рейс задержали, — ответила она, оправляя простыни.

— Паспорт не смогла найти, — выдал жену Боб. — Ты же знаешь, на что похожа наша квартира. Там можно спрятать «Свитки Мертвого моря» [2] «Свитки Мертвого моря» — древнееврейские рукописи, одна из важнейших археологических находок XX в. Первые свитки в 1947 г. были случайно обнаружены в пещере на берегу Мертвого моря пастухами-бедуинами. , и мы никогда об этом не узнаем. С тех пор паспорта хранятся в тостере, чтоб больше не терялись. В общем, она осталась дома, а с капитаном поговорил другой корреспондент, не будем называть его имени. — Обернувшись к Китти, Боб шепнул ей: — Дэн Каммингс.

— О, ты меня прикончил, я умираю! — простонала Констанс и драматически откинулась на подушку.

Китти закрыла лицо руками: почему-то ей казалось невозможным рассмеяться.

— Ага, теперь мы от нее избавились! — поддел Боб. — Так каков же твой ответ, милая? Очень хочется знать!