Сесилия Ахерн - Сто имен

— Но она сегодня здесь? — настаивала Китти.

— Она всегда здесь, — улыбнулся Юджин. — Она живет в том домике, но никогда никого не принимает. А теперь я проведу вас в галерею и покажу все более подробно. Эти бабочки в рамках выведены из гусениц, а не пойманы в местах своего обитания, — добросовестно пояснил он, проводя их мимо мертвых экземпляров.

Салли вновь пронзила Китти взглядом, и вновь Китти проигнорировала ее: теперь она высматривала возможность проникнуть в домик по соседству.

Бабочки покоились в запечатанных деревянных рамках, внутри — увеличительное стекло и медная табличка.

— Лучшие экземпляры, — разглагольствовал Юджин, и несколько посетителей подтянулись поближе, прислушиваясь. — Ничуть не изменились за много лет. Такие образцы хранятся не менее полувека, лишь бы не при прямом солнечном свете. Тут есть экземпляры, которым уже более ста лет, а краски по-прежнему свежи, как в тот день, когда они летали.

Юджин глянул на слушателей, глаза его горели, щеки раскраснелись, он сам был опьянен своей речью.

— Потрясающе, — откликнулась Китти, глядя в стену и прикидывая, как направить разговор в нужное русло. — Могу я сегодня встретиться с Эмброуз?

— Боюсь, Эмброуз сегодня не работает.

— Она дома? Можно к ней заглянуть?

— Не думаю, чтобы в такой день она сидела дома, — хихикнул Юджин. — Эмброуз трудится в заповеднике, она превратила свой сад в заповедник для бабочек. Она жизнь положила на то, чтобы сохранить наших подопечных, сберечь их популяцию и среду обитания.

Китти глянула в сторону лужайки для пикников и увидела калитку с табличкой «Служебный вход».

— Похоже, она — замечательная женщина, — откликнулась Салли.

— Еще бы! Она — замечательная, — подхватил Юджин, щеки его разгорелись пуще прежнего. — Она посвятила свою жизнь бабочкам. Мисс Логан, — добавил он, понижая голос, чтобы его не услышали экскурсанты, — Эмброуз избегает… избегает публичности, вы меня понимаете, так что если вам нужно что-то у нее спросить, поручите это мне, я сразу же это сделаю и вам передам. Просто… ну, Эмброуз избегает публичности, — повторил он и вновь вернулся к лекторскому тону. — Это прекрасная бабочка, перламутровка темно-зеленая из семейства нимфалид, она же Mesoacidalia Aglaia. А та крупная, стремительная, ярко-оранжевая бабочка, которая так часто у нас на глазах борется с ветром на вершине утеса, над известняковой тропой или над песчаной дюной, этот бросающийся в глаза, но ускользающий от любителя экземпляр ловить надо в полях, она кормится на фиалке собачьей. Обратите внимание на зеленоватый оттенок с нижней стороны заднего крыла.

Все больше народу подтягивалось послушать Юджина, а Китти, воспользовавшись моментом, когда экскурсовод отвлекся, начала потихоньку выбираться из группы. Она уже прямиком направлялась к лужайке, но поймала на себе подозрительный взгляд Юджина и для прикрытия показала рукой в сторону туалета. Юджин кивнул и продолжал свою речь. Едва он отвернулся, Китти бросилась к калитке служебного входа. Она толкнула ее и попала в сказочный мир: вытянутая лужайка переливалась всеми красками радуги, прямо под носом у непрошеной гости, спеша убраться с ее пути, взад-вперед носились бабочки. На другом конце сада Китти заметила склоненную фигуру.

— Прошу прощения, — окликнула ее Китти.

Женщина выпрямилась, обернулась, затем вновь повернулась к Китти спиной и поспешно распустила волосы — длинные, непричесанные рыжие волосы, живой огонь, закрывавший ее ниже пояса.

— Стойте! — крикнула она, и приказ был настолько непререкаемым, что Китти замерла на месте.

— Простите, — сказала она, — меня зовут…

— Вам сюда нельзя! — прокричала женщина.

— Да, я знаю, я еще раз прошу прощения, но я…

— Это частное владение, уходите, пожалуйста!

Голос звучал грозно, однако и в тоне, и в позе женщины Китти различала нотки паники. Женщина была напугана.

Китти попятилась, но тут же заставила себя остановиться. У нее всего один шанс.

— Меня зовут Китти Логан, — сказала она. — Я работаю в журнале «Etcetera». Я хотела поговорить с вами о вашем замечательном музее. Простите, что напугала вас. Я просто хотела поговорить.

— С прессой разбирается Юджин, — рявкнула она. — Вон! — Уже на крике. И тут же добавила мягче: — Прошу вас.

Китти поддалась, но у калитки вновь остановилась:

— Ответьте только на один вопрос: вам в прошлом году не звонила Констанс Дюбуа?

Она опасалась, что ответом ей снова будет крик, а то и граблями в нее запустят, но Эмброуз вдруг смолкла.

— Констанс, — произнесла наконец она, и сердце Китти забилось чаше. — Констанс Дюбуа, — повторила она.

Разговаривала она, по-прежнему стоя к ней спиной.

— Она мне звонила. Один раз. Спрашивала о гусенице.

— О гусенице? — изумленно переспросила Китти, голова ее чуть не лопалась от догадок. Неужели этот список имен возник из того их давнего разговора? — Об олеандровой гусенице?

— Это что-то значит для вас?

— Да, — задыхаясь, выговорила Китти, пытаясь понять, что же это значит — для нее и для ее материала.

Эмброуз все же обернулась, но и сейчас густая масса волос полностью закрывала ее лицо.

— Подождите меня там. — Граблями она указала на калитку, которая вела к ее дому.

— Большое спасибо, — поблагодарила отчаявшаяся было Китти.

Она прошла в дом и сразу попала на кухню. Скромный дом, очаровательный деревенский коттедж с современными удобствами, но не забывший о своих корнях. Господствовала в кухне плита, все еще не остывшая после приготовления завтрака. Китти присела за стол и смотрела, как хозяйка заканчивает работу в саду и движется вслед за ней к дому — голова опущена, лицо и фигура почти полностью скрыты волосами. На Китти она упорно отказывалась смотреть — даже тогда, когда, переступив порог, предложила ей чаю.

Китти вспомнила про Салли, которая вслед за лекцией об экзотических бабочках слушает рас сказ о бабочках Ирландии, и с чувством вины согласилась попить чайку. Эмброуз общалась с ней главным образом через плечо, а присев за прямоугольный, рассчитанный на восемь человек стол, выбрала место не против Китти, а в дальнем углу, боком к ней.

Немало времени ушло на обмен предварительными неуклюжими репликами, прежде чем Китти удалось встретиться с Эмброуз взглядом, и тогда она заметила необычную особенность: глаза были разные, один — изумрудно-зеленый, а второй — карий, очень темный. И не только это: когда густые кудри слегка сдвинулись с неслучайно отведенного им места, Китти увидела, что от лба через нос, губы, подбородок идет бледная обесцвеченная полоса и исчезает под высоким воротом блузы. Ожог — если это след ожога — имел такую форму, словно голову и шею женщины лизнул длинный язык огня. И почти сразу густая вуаль рыжих волос сомкнулась, шрам исчез, и на Китти глядел один только ярко-зеленый глаз.