Грейс Макклин - Самая прекрасная земля на свете

Перед самым рассветом мне приснилось, что я попала в Красу Земель. Было темно, я от кого-то убегала, слышала за спиной топот ног и время от времени крики: «Вон она!»

Я не могла понять, откуда они знают, где я, потому что я не оставляла следов и не издавала никаких звуков. А потом увидела след яркой пыли, а может быть — праха, сияющий в темноте; пыль сыпалась из моего кармана, из того, куда я положила камень, который подарил мне старик, и я сунула руку в карман, а там ничего, только дыра, и из этой дыры летит блестящая пыль.

Я сорвала куртку, отшвырнула в сторону и побежала еще быстрее, но след тянулся за мной и дальше. Я споткнулась, упала, снова поднялась, а потом бежала с разной скоростью: минуту быстро — и тогда холмы и поля вокруг подпрыгивали то так, то этак, как бывает, когда вас подбрасывает на спине у лошади, а еще так бывает в очень старых фильмах про ковбоев и индейцев, — а следующую медленно, и все утекало вспять, будто мед или сгущенка, и это было еще хуже, потому что никак не удавалось заставить ноги двигаться быстрее.

Но как бы я ни бежала, пыль все сыпалась, и я подумала: какой, видимо, этот камень огромный, даже больше Вселенной, а я и не знала. Я бежала и бежала, пытаясь вспомнить, где земля превращается в половицы, но там, где дюны вроде бы должны были закончиться, начались новые дюны, а там, где холмы должны были прекратиться, были новые холмы. Краса Земель тянулась дальше и дальше, как я когда-то это себе и представляла, только теперь мне хотелось, чтобы она кончилась, хотелось добраться до двери, или до радиатора, или до края ковра.

Пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание, я нагнулась и тут поняла, почему пыль все сыплется и сыплется: это я набита этой пылью, или прахом, я сделана из него, и во мне повсюду — дырки. И тогда я побежала дальше, уже зная, что скоро от меня ничего не останется, только чистилки для трубок, вата и кусочек фетра.

— Нил Льюис получил травму и некоторое время не будет ходить в школу. — Миссис Пирс стояла перед своим столом.

— А что с ним случилось, мисс? Что с ним случилось?

— Он попал под машину. Мистер Уильямс сказал мне, что он в больнице и его обязательно вылечат.

— А когда это произошло? — спросила Джемма.

— Прошлым вечером, — сказала миссис Пирс.

— А когда он снова придет в школу? — спросил Люк.

— Пока трудно сказать наверняка, — сказала миссис Пирс. — Хорошо, что скоро Рождество; за каникулы он успеет поправиться.

Весь остаток дня я пыталась понять, смотрит миссис Пирс на меня или нет. Кажется, не смотрела, но сказать наверняка было трудно.

Вечером, когда я свернула на нашу улицу, на всех елках, стоящих в окнах, которые выходят на улицу, горели огоньки. Комнаты казались теплыми. У меня все болело, я натянула шарф до самых ушей. Не знаю почему, то ли я слишком много плакала накануне, то ли простудилась.

— Как школа? — спросил папа, вернувшись домой.

— Нормально.

— А-а.

— Да. Миссис Пирс сказала, что Нил попал под машину. И придет в школу только после каникул.

— Понятно, — сказал он.

— А как там на работе, нормально?

— Порядок.

Обычно он никогда не употребляет этого слова.

Потом мы читали Библию, и тут за домом задребезжал мусорный бачок. Папа вскочил. Подошел к окну, посмотрел направо, потом налево. Вернулся к столу, улыбнулся и сказал: «Кошка». Перевернул страницу, потом перевернул обратно. Спросил:

— Где мы остановились?

Я посмотрела на него.

— Здесь, — сказала я.

— А, да.

Он начал читать. Но прочел всего стихов десять, потом остановился, не дочитав предложения, снял очки, положил на стол. И сказал:

— Пожалуй, на сегодня хватит.

— Мы же не дочитали до конца главы.

— Значит, самое время прерваться, — сказал папа. — Можем осмыслить прочитанное и предположить, что будет дальше.

Он встал из-за стола и больше не вернулся.

Уже поздно ночью я услышала голоса. Сначала я подумала, что они раздаются с улицы, но потом сообразила, что не с улицы, а снизу. Я выбралась на площадку.

Спустившись до половины, я увидела, что из-под дверей промежуточной комнаты пробивается свет. В комнате звучал голос дяди Стэна. Он говорил:

— Разве можно было брать все в свои руки?

— А что я, по-вашему, должен был делать? — сказал папа. — Если бы я не услышал, как они разбили окно, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Там был бензин, понимаете? Я знал, что от них можно ждать чего угодно.

— Я понимаю, — сказал дядя Стэн. — Но…

— Нет, не понимаешь, — сказал папа. — И не поймешь, пока сам не окажешься на моем месте. Да, я знаю, что здесь сказано, но когда доходит до дела, все выглядит совсем иначе; и не надо мне ничего цитировать.

— От твоих действий серьезно пострадал маленький мальчик, — сказал голос Альфа.

— Я уже все объяснил, — сказал папа.

— Ты испытываешь угрызения совести? — сказал Альф.

— Этот «маленький мальчик» — отпетый хулиган, — сказал папа. — Он уже месяца два как портит мне жизнь, и…

— Я спросил, испытываешь ли ты угрызения совести, — сказал Альф.

Минуту стояло молчание, я слышала, как в прихожей тикают часы, как воет ветер в водостоке и как стучит мое сердце. А потом папин голос сказал:

— Знаешь, Альф, не испытываю.

И желудок у меня прыгнул вверх, а потом вниз, и я закрыла глаза.

Потом повисла тишина, только шуршала бумага и потрескивал огонь, а потом дядя Стэн сказал:

— Очень прискорбно это слышать, Джон. — И по голосу было слышно, что он действительно огорчен. — Мне кажется, ты просто не понимаешь, что вел себя совершенно недопустимо; мне кажется, ты просто утратил ясность мысли.

Альф сказал:

— Полагаю, придется поставить тебе на вид твое поведение, Джон. В смысле, какой пример ты подаешь другим?

— Что дурного в том, что я защищаю свою семью? — сказал папа. — По-моему, это совершенно естественно.

— Тот, у кого есть вера, оставляет это в руках Господа, — сказал Стэн. — Верить — значит не сомневаться, не роптать, не допытываться почему.

Прошла минута, прежде чем они заговорили снова. И тогда папа что-то сказал тихим голосом, таким, что я не расслышала, а Стэн сказал:

— Ах, Джон. Ну зачем ты вспоминаешь про это? — И голос звучал так, будто папа его ударил.

Папа сказал:

— А что, разве с ней было не так? Она не сомневалась, не роптала, не допытывалась почему!

Снова стало тихо, а потом Альф сказал:

— Сара веровала истово, Джон. Этого никто не отрицает.

И я закрыла глаза и прижалась затылком к перилам, потому что Сарой звали мою маму.

— Истов о веровала… — Папин голос взмыл, потом замер.

Стало тихо. Потом дядя Стэн сказал:

— Джон, разве ты не видишь, что мы пытаемся тебе помочь, что мы хотим тебе только добра?