Наталья Апрелева - Пояс неверности. Роман втроем

Наелась винограду, клубники, запила все классным зеленым чаем — тоже, разумеется, с Барыниного плеча. Прикольный чай, в маленьких круглых вязаночках, опускаешь такую вязаночку в кипяток — а она распускается настоящим цветком, красиво.

Ночью Вера разбудила меня, сильно плакала, трогала мое лицо мокрыми пальцами и спрашивала: что же я, убила его, убила, он кричал вроде бы, или мне послышалось? Мы вышли в коридор, чтобы не мешать соседкам по палате, и я тоже заплакала, мне было нечего сказать абсолютно, могла только повторять: ты не виновата, ты не виновата. Пожилая толстая медсестра наорала на нас и замахнулась тряпкой, чего вы здесь проказите, кричала сама криком из другого конца отделения.

Сегодня Вера уходила, собрала вещи тщательно, приговаривала: ничего не забыть, ее встречали, ждали внизу, а я провожала по лестнице, и уже была видна эта другая красивая девочка, но старше, ее сестра, приветливо махала рукой и улыбалась. Я тоже ей улыбнулась и сказала какую-то успокоительную чушь вроде: ну вот, сестра с тобой и все будет хорошо, Вера, правда.

Вера взяла меня на секунду за руку, крепко сжала и ответила: у меня нет ни одной сестры, три младших брата, это — жена того самого блондина, я просто не говорила, она мне все устроила.

Я вернулась в палату, легла под свою капельницу и сначала не думала ни о чем, а потом подумала: правильно пишут, что мужчины любят один тип женщин, раскосые глаза, черные волосы.

А потом я заплакала, дорогой мой молескинчик, плакала и плакала, даже ревела, не могла остановиться, было ужасно жалко Веру, ее мертвого ребеночка, только вчера живого. Как его вытащили с грузиком из медицинского зажима в виде ножниц, как он даже плакал какое-то время, а взрослая, умная, заботливая жена блондина все организовала. Это было неправильно, несправедливо, и я теперь даже не знаю, молескинчик. Ничего не знаю, что делать-то дальше. Поэтому плачу и плачу, даже реву, и уже все волосы мокрые и уши и все три пары серег, потому что, если лежать на спине, слезы стекают к ушам.

И вот я сморкалась в бумажную салфетку, и опять пришла Барыня, я не ожидала ее видеть каждый день, если честно. Она обнаружила, что я рыдаю, жутко испугалась. Честно, дорогой дневничок, просто вся побелела, потом покраснела и спросила, все ли в порядке с ребенком и со мной. Опять сказала мне: детка.

И я ей зачем-то все это выложила, про Веру, ее блондина, жену блондина и бедного мертвого младенца. Барыня внимательно слушала. Потом сказала: напрасно ты стараешься отыскать какую-то мораль в этом конкретном случае, ее нет, просто все мы хотим быть счастливыми, а получается не всегда, ты дружи с Верой, детка, Вере нужна поддержка, будь с ней нежной. И мне как-то сделалось легче сразу, я закивала и пообещала быть нежной.

Потом Барыня заботливо спросила, что случилось с отцом моего ребенка, не помочь ли ему добраться до больницы, может быть, он где-то далеко? Или вообще не в курсе событий? Она была такая милая и показалась мне неожиданно близкой, а уж умной она мне казалась всегда. Путаясь в порядке событий, перебивая саму себя, но все-таки рассказала ей историю Любимого, в конце концов, Барыня знать его не знает, а мне стало легче, и она обещала все обдумать, взвесить и дать толковый совет. Если честно, милый молескинчик, толковый совет мне не помешает. А лучше два.

А морали никакой нет, это точно.

Давно поняла, что подчиненные не должны оставаться без должного надзора даже минимальное время. Стоит ослабить внимание, как главный бухгалтер раскладывает на мониторе пасьянс «косынку», а секретарь сидит верхом на стойке рецепции, скрестив ноги в лодыжках, и стремительно набирает искусственными ногтями сообщение на мобильном телефоне. В ушах у нее наушники, белые сапоги выше колена. Я онемела от негодования, глупая курица спрыгнула с насеста, уронила мобильник, наушники и забормотала что-то малопонятное себе под нос. Замечаю на ее юбке гигантское жирное пятно в форме Африки. Волосы растрепаны, но кажется, это и было задумано.

— Лена, у Вас сейчас нет никаких дел, как я могу догадаться? — спрашиваю неряху. Она сначала качает головой, потом пожимает плечами, потом поднимает высоко брови и неуверенно отвечает:

— У меня есть сейчас дела, много дел, много таких разных дел…

— Тогда, думаю, Вам стоит заняться этими многими делами.

— Да, — пищит Лена, прячется за монитор и хватает телефонную трубку — совершать сугубо деловые звонки, надо полагать.

Никогда бы не приняла на работу такое нелепое и бесполезное существо, если бы за нее, родную внучку, слезно не просила хорошая соседка. Девчонка недобрала баллов, куда-то там не поступила, с трудоустройством проблемы… Разумеется, проблемы. С таким-то коэффициентом интеллекта.

Делаю несколько шагов по направлению к своему кабинету, потом разворачиваюсь обратно:

— Двадцать минут не соединяйте меня ни с кем.

Она высовывается красной щекой и дважды моргает. Надеюсь, это означает: да. Сейчас совершенно некогда заниматься подбором нового секретаря, мне это не с руки, пусть пока побудет Лена, хотя от нее следовало избавиться уже давно.

К примеру, месяца три назад, угощая кофе важных клиентов, она решает их развлечь разговором. И как-то случайно в Лениной голове образуется Мехико. Год назад мы с сыном путешествовали по Мексике, ацтеки, облако смога, колонна Независимости, Фрида Кало опять же — рисовала синим оранжевый город, я много рассказывала об этом подчиненным, показывала слайды.

Лена открывает рот и поначалу с трудом, но расходится, расходится и начинает про это довольно затейливо повествовать, помогая себе в трудных местах выразительными жестами. Уместно вспоминает потомков конкистадоров, Монтесуму, жрецов майя и бога солнца со сложным названием. Ну вот, казалось бы, жить да радоваться, однако важные клиенты не выглядят счастливыми. Лена подает воду и уточняет насчет кофе. Нет-нет, — пугаются отчего-то важные клиенты, — спасибо, мы лучше выйдем, подышим немного. Лена загораживает собой выход. Напряженно думает. Потом бьет себя свежим маникюром по невысокому лбу. Оказывается, весь рассказ она упорно называла Мехико Мюнхеном, ну вот такая небольшая несообразность. Ничтожная оговорка. Мало ли, в конце концов, что Лена в школе плоховато изучала географию и другие науки тоже.

В результате она громко рассмеялась в лицо растерянным рекламодателям и принесла извинения:

— Простите, я немного спутала. Мюнхен, Мехико… Просто в Мексике жил жених моей подруги, а когда он приехал впервые в Москву, мы показывали ему достопримечательности столицы. Но он восторгался не архитектурой, не памятниками, мостами и Кремлем, а отсутствием белок. Рассказал, что около его дома под Мехико тысячи белок, они прыгают по плодоносящему дереву манго и кидаются плодами ему на балкон. А в Мюнхене никто не жил вроде бы. Ну, из друзей, я имею в виду…