Григорий Ряжский - Муж, жена и сатана

Ну, мертвяка обезглавленного обратно впихнули. Да прямо не вышло, чуток набок всем туловищем и больше на хребет даже. Но только и поправлять уж не стали, недосуг. Для чией блажи красоту теперь блюсти никому не зримую?

Дале крышку гробу вернули и в приделово окошко все обратно удвинули, как было. И стали кирпичом заглушать, насмерть. С этим мы скоро управились — животы нас грели, подгоняли.

А на утро другого дня укапывать обратно всю могилу приступили, уже под мертвый вид, с холмиком земляным, цветочками поверх холма и крестом воткнутым, православным, с дерева точеным покамест. А ничейные черепушки так и бросили под землею, тут же, приземисто, как и отрыли.

Барин этот тайный прибыл в срок, как уговор был. Сам — и саквояж в руках его. Мы мешок ему подали, все по почету, для науки людской, для памяти великой. Он и взял. И в саквояж себе втиснул. А тут мы, Хома с Демьяном, и сообщаем барину, ровно черт купно дернул за язык, что, мол, ежель есть к тому добавочно охоты, так можно сызнова головами раздобриться, по науке раз располагаете нуждой. Имеем две еще костяные головы, тут они, рядом, из земи одолжились, ничейные. Возьмете за мало?

Он остановил уходить, а изрек к нам в яму:

— Обнаружьте, братья, коли так.

Мы тут и копнули, да ковырнули кверху обои. Он один черепок башки принял, саквояж натужил да туда ж черепушку вмял, утерши. А на прочую махнул, отперся. Обронил нам сверху книзу пять рублев к тем денежкам вдобавок и после ничего боле не сказал, лицо отвернул и скорым ходом отправился вспять. Мы ж, Хома и Демьян, мерзлую земь добросали, лопатами обстучали для порядку и остальную картину всю тоже докончили. И больше никогда того научного господина с саквояжем, в каком отрубленную нами голову понес, мы не видали до конца дней своих».

Все в жизни Алексея Александровича Бахрушина, начиная с самого рождения, шло так, словно некто предначертал ему стать знаменитостью, каким бы боком ни повернулась к нему судьба. Родился он в 1865 году, в Москве, в купеческой семье, проживавшей в Замоскворечье, в Кожевниках. Отец его, Александр Алексеевич Бахрушин, известнейший московский промышленник, благотворитель и меценат, средний из трех сыновей основателя династии Бахрушиных Алексея Федоровича, сына родил уже немолодым человеком, когда было ему крепко за сорок. Оттого, наверное, поздний ребенок в семье с детских лет был окружен особенной родительской любовью и заботой. Тогда Александр Алексеевич еще не мог знать, что проживет невероятно долгую жизнь и умрет лишь перед Феральской революцией 1916 года.

Семейство Бахрушиных, одно из самых уважаемых в купеческой Москве, имело древние корни. Дальний предок Бахрушиных, татарин из Касимова, принявший православие в конце шестнадцатого века, сначала переселился в Новгород, однако основательно осел уже в Зарайске, городе в Рязанской губернии. По семейным преданиям, он подал прошение царю с просьбой разрешить ему называться Бахрушиным по мусульманскому имени отца — Бахруш. Это имя, в свою очередь, имело корень, частью совпадающий с общеизвестной корневой основой ряда татарских фамилий, ставших впоследствии русскими. «Руш», он же «рюс» — из этого общего истока брала фамильное происхождение и линия князей Урусовых.

В 1821 году семья Бахрушиных перебралась в Москву, где сперва поселилась на Таганке, на Зарайском подворье. Торговали скотом, сырыми кожами, потихоньку богатели и со временем открыли кожевенную фабрику. Дело быстро набирало обороты, и, начиная с 1835 года, его владелец, Алексей Федорович, был с почетом занесен в списки московского купечества.

В 1861 году Александр Алексеевич на два с лишним месяца отправился во Францию, Англию и Германию, где изучал кожевенную промышленность. После его поездки бахрушинское предприятие подверглось значительным усовершенствованиям и стало одним из самых прибыльных и известных производств в России. А через четырнадцать лет был утвержден «Устав Товарищества кожевенной и суконной мануфактур Алексея Бахрушина и сыновей в Москве». Основной капитал составлял около двух миллионов рублей. На фабриках Бахрушиных, где к началу века работало около тысячи человек, волнений и забастовок не бывало. Братья являлись членами Московского биржевого общества, состояли в правлениях и советах московских Купеческого и Учетного банков. Что касалось меценатства, то дед Алексея Александровича завел в свое время обычай жертвовать на помощь бедным, больным и престарелым. «Вы знали нужду со мною вместе, — учил он детей, — умейте же уважать ее у других». Как правило, отдавал десятину — десятую часть от всех прибылей, нажитых ими за год. Сыновьям повелевал не отказывать никому в помощи, не ждать, когда к ним обратятся, а первыми предлагать ее нуждающимся.

Всю свою жизнь братья неукоснительно придерживались этих правил. Вместе управляли фирмой, вместе занимались благотворительностью. Сколь основательно и вдумчиво вели они семейное дело, столь же обстоятельно и без сожалений отдавали собственные капиталы на благотворительные заведения. Учреждая их, всем присваивали имя Бахрушиных, всех наделяли неприкосновенным основным фондом, на проценты с которого содержалось заведение. И везде братья входили в Советы учреждений и активно участвовали в их жизни.

К осени 1887-го, когда Алексею Александровичу исполнилось 22 года, на Сокольничьем поле, в начале Стромынского шоссе, на собственные средства семья закончила возведение больницы для страдающих неизлечимыми заболеваниями. Архитектор Фрейденберг, Борис Викторович, расстарался да и работа его оплачена была, как никакая другая, несмотря, что коль больница Бахрушинская, то значит, бесплатная для всех. Учредители разработали устав, согласно которому в больницу должны приниматься на лечение лица «всякого звания и состояния, преимущественно из недостаточных», сами же больные будут отныне именоваться пенсионерами братьев Бахрушиных.

При больнице — не менее чудный по архитектуре больничный храм во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Они, благотворители, оговорили единственное условие — при совершении литургии в большой церкви должно быть «поминаемо о здравии учредителей больницы братьев Петра, Александра и Василия и об упокоении их родителей Алексея и Наталии».

В тот счастливый для Бахрушиных год внук основателя династии Алексей, еще не знавший о том, кем ему предстоит стать в этой жизни и какая страсть заберет всего его целиком, сделав выдающимся театральным деятелем и создателем первого в России частного литературно-театрального музея собственного имени, стоял рядом с отцом, держа в руке гимназическую фуражку и, как завороженный, вслушивался в пение церковного хора. Стоял он и думал о том, что хочет во всем быть похожим на отца, что все молодые силы его, которые он не станет распылять на пустое, должны направляться им на то лишь, чтобы делать добро, отдавать людям большее, себе же оставляя меньшее. Но зато трудиться, не покладая рук, он будет отныне так, чтобы этого «меньшего» тоже было с избытком. Так учил его отец. По таким законам жили все они, Бахрушины, меценаты и благотворители, промышленники и благодетели, русские купцы с татарскими корнями.