Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

Словно не замечая нежелания матери обсуждать эту тему, Изабель обрушила на нее шквал вопросов.

— Мам, я ничего об этой болезни не знаю. Что это такое?

— Скажем так: это неврологическое заболевание, сродни бомбе замедленного действия. Постепенно все в организме приходит в негодность.

— И нет шансов на выздоровление?

— В ста процентах случаев прогноз неблагоприятный, — иносказательно ответила Мюриэл. — Лекарства пока не изобрели.

— Но ты же говоришь, у этого доктора что-то есть?

— Это генная методика. Пока что она положительно себя зарекомендовала на мышах. И еще каких-то животных. Дело за небольшим, — с горечью добавила она, — у них пока нет разрешения испытывать его на людях.

— А в порядке исключения? Можно на это надеяться?

— Видишь ли, иногда власти нарушают собственные правила «из сострадания». Остается молиться, чтобы этот доктор сумел это сострадание пробудить.

Профессор оказался высоким, широкоплечим мужчиной. Черные брови над его глазами были тронуты сединой.

— Доброе утро, миссис Циммер, — поздоровался он с заметным русским акцептом. — Я профессор Авилов. Входите, прошу вас.

Изабель тоже встала.

— Я ее дочь. Можно мне присутствовать?

— Дочь? — Доктор вдруг оживился. — Ну что ж, пожалуй…

— Нет! — категорически заявила Мюриэл. — Я не хочу, чтобы она в этом участвовала.

— Но, дорогая миссис Циммер, — подчеркнуто любезно произнес врач, — разве она уже в этом не участвует? Сама природа этого заболевания…

— Нет, ее отец не Эдмундо. Ее отец Реймонд да Коста, — объявила Мюриэл.

Русский профессор смерил Изабель внимательным взглядом. Его осенила догадка.

— Так вы знаменитая девушка-физик?

Изабель молча кивнула.

— Для меня большая честь с вами познакомиться, — почтительно изрек Авилов. — Восхищаюсь вашими достижениями.

Потом он опять повернулся к Мюриэл:

— Вот уж не знал, миссис Циммер. Думаю, то обстоятельство, что на вашей стороне, если можно так выразиться, столь уважаемая фигура, способно положительно повлиять на вашингтонских чиновников.

Он уставился на Мюриэл в ожидании ответа.

— Может быть, все-таки позволите доктору да Каста присутствовать при нашем разговоре?

Измученная и морально, и физически, Мюриэл все же уловила, что этот напыщенный индюк, единственный специалист, на чью помощь она могла сейчас рассчитывать, не успокоится, пока Изабель не пойдет с ними.

— Ну, хорошо, — вздохнула она.

Они прошли в просторный кабинет, стены которого украшали почетные дипломы на разных языках. Впечатление было такое, будто Авилов числится чуть не во всех академиях мира.

— Пожалуйста, дамы, присаживайтесь. — Галантным жестом он указал на диван, а сам сел за добротный массивный стол. В центре красовалась цветная фотография его светловолосой жены и троих детей, все — с улыбками, как на рекламе зубной пасты.

Авилов проследил за взглядом гостей и начал:

— Итак…

Ни одной из посетительниц и в голову не пришло, какой зловещий смысл таит в себе это короткое слово.

И светило начало свою лекцию, в которой чаще всего звучали слова: «как вам уже, конечно, известно».

— Как вам уже, конечно, известно, болезнь Гентингтона относится к числу наиболее тяжелых. Ни лечения, ни выздоровления, ни надежды. Ничего. До недавнего времени мы даже не знали, какой ген в организме человека в ней повинен.

С Мюриэл он говорил снисходительным тоном.

— Все это наверняка хорошо знакомо вашей дочери. Но если требуются какие-то пояснения, не стесняйтесь, спрашивайте.

— Пожалуйста, продолжайте, — смиренно попросила Мюриэл.

— Работа, которую в этой самой лаборатории провел мой прославленный коллега, профессор Гузелла, показала, что ген, ответственный за хорею Гентингтона, находится на четвертой хромосоме. Впервые в истории были применены маркеры для картирования конкретного гена. После столь многообещающего начала мы образовали целый коллектив специально для работы над этой проблемой. В него, кстати, вошли и коллеги доктора да Коста по технологическому институту. После упорных поисков мы выявили ген Гентингтона. Тут и мне посчастливилось сыграть свою роль. До этого момента я оставался в тени, а сейчас мне удалось довольно быстро клонировать преступный ген и путем использования рекомбинантной ДНК синтезировать протеин, который восстанавливает нормальную структуру четвертой хромосомы. Во всяком случае, в лабораторных условиях.

Он закончил свою обращенную к человечеству тираду и повернулся к Мюриэл.

— Полагаю, милая дама, именно это привело вас сюда.

— Совершенно верно, профессор, — как можно почтительнее произнесла Мюриэл, чувствуя, что путь к сердцу этого человека лежит через его тщеславие.

Авилов подпер подбородок рукой, изрек очередное: «Ну-с…» — и погрузился в размышления. Вскоре он опять заговорил:

— Вы, конечно, понимаете, миссис Циммер, что вы не первая, кто обращается ко мне с подобной просьбой. Болезнь Гентингтона — страшное заболевание, и я всем сердцем сочувствую несчастным, чьи страдания, возможно, я когда-нибудь смогу облегчить. Но представьте себе всю нелепость ситуации: я, бывший советский гражданин, и по эту сторону океана оказался заложником бюрократической волокиты. Прискорбно, но это так. Я не сомневаюсь, что мой реструктурированный ген так же хорошо себя проявит в человеческом организме, как в мышином. Но до сих пор все наши призывы к чиновникам, в чьей власти принять решение, оканчивались ничем.

Мюриэл уронила голову.

— И тем не менее, — неожиданно оживился Авилов, — в данном случае я вижу одно удачное стечение обстоятельств.

— Какое же, профессор? — наконец нарушила молчание Изабель.

Русский неожиданно ткнул в нее пальцем и произнес одно слово:

— Вы.

— Не понимаю, — удивилась Изабель.

— Вы, доктор да Коста, вероятно, не вполне осознаете собственное значение. Но в мире вас считают научным гигантом, а в США — национальной героиней. Я говорю об этом с гордостью, ибо причисляю к гражданам этой страны и себя. Если бы в Вашингтоне знали, что вы дочь Эдмундо Циммера, думаю, вопрос о выдаче разрешения рассматривался бы иначе. Так сказать, под новым углом зрения.

Мюриэл разрыдалась. Изабель обняла мать, а сама продолжала беседу:

— Но ведь это абсурд, профессор Авилов. Каким образом вопрос о его жизни или смерти можно увязывать со мной?

Мюриэл зарыдала в голос.

— Доктор да Коста, вы, конечно, знаете о генетическом аспекте этого заболевания? — произнес Авилов, поучительно воздев палец.

— Если честно, то нет.

— Что ж, тогда я вас вкратце просвещу. Болезнь Гентингтона имеет наследственный характер и передается по аутосомно-доминантному типу. Вероятность унаследовать заболевание — пятьдесят процентов. Окажись ученый вашего уровня в такой опасности, я уверен, нам бы дали зеленый свет для ускорения испытаний. То есть — для лечения вашего отца.