Эрик Сигал - Сильнодействующее средство

— Послушай, дай мне поговорить с Реем. Он тоже заслужил поздравления.

Изабель бросила взгляд на спальню отца. У нее было большое искушение сообщить ему новость. Но отец все еще был на лекарствах, и она решила, что будить его опасно.

— Он спит. Пусть отдохнет, потом расскажем. А вот маме я прямо сейчас позвоню.

Джерри с ней согласился и распрощался, пообещав прийти завтра в восемь с пирожными.

Она тут же набрала номер мамы.

Телефон звонил целую вечность. Изабель решила, что мама крепко уснула и не сразу услышала телефон, но, к ее удивлению, подошел Питер.

— Привет! — беспечно поздоровалась она с братом. — Ты почему дома?

— Мы с Терри тут на хозяйстве, — ответил тот. Голос у Питера был странный. Какой-то подавленный. Даже после того, как сестра поделилась своей радостью, он ограничился поздравлениями, но не пустился, против обыкновения, в веселую трескотню.

Изабель почуяла неладное.

— А где мама? — в тревоге спросила она.

— Мне не велено тебе говорить, но она вылетела ночным рейсом в Бостон.

— Зачем? — удивилась Изабель. — Кто-нибудь из Беркли…

— Нет, к тебе это не имеет отношения, — оборвал Питер. — Тут… одна проблема возникла. Думаю, она лучше тебе сама расскажет.

— Ты меня пугаешь. Что у вас там происходит? — заволновалась Изабель.

— Послушай, я уже и так лишнего наговорил. Остальное услышишь от мамы. — Он нехотя продиктовал номер рейса и время прибытия. Оказалось, она прилетает уже через час.

— Питер, что-то серьезное, да?

Брат замялся и угрюмо произнес:

— Вроде того.

— Вопрос жизни и смерти?

После новой паузы Питер прошептал:

— Похоже на то. Не волнуйся раньше времени. Она тебе все расскажет.

Изабель положила трубку. Какой-то час назад она была на седьмом небе от счастья, а теперь места не находит от беспокойства.

Мама летит в Бостон с каким-то страшным известием. Чья-то жизнь в опасности. Но чья?

Сэнди с таким же рвением заводил дружбу с коллегами, с каким избегал романтических отношений. Живя на Западном побережье, он, естественно, имел больше всего связей в научном мире тихоокеанских стран.

Значительная доля исследований по проблемам старения проводилась в Японии — в университете Кейо в Токио и в Биологическом институте в Осаке. Это только две из лабораторий, с которыми Сэнди поддерживал постоянный контакт в работе над «генами бессмертия».

Но главным открытием в жизни Сэнди стала Кимико Ватанабэ.

Их объединяла не только страсть к науке, но и схожая история личных утрат. Муж Кимико, тоже ученый-генетик, умер в очень раннем возрасте от рака, оставив ее с двумя близнецами и достаточной пенсией, чтобы поставить мальчишек на ноги, но без всякой моральной поддержки. Он, однако, успел поделиться с нею таким количеством научных идей, что Кимико чувствовала себя в силах продолжить его исследования, если не считать того нюанса, что у нее не было не только ученой степени, но даже университетского диплома.

Вдохновляемая — по большей части из вежливости — бывшими коллегами мужа, Кимико разослала заявления о приеме в генетические лаборатории нескольких японских университетов. И отовсюду получила категорический отказ.

Однажды, копаясь в папках покойного мужа, она наткнулась на ксерокопию статьи из «Экспериментальной геронтологии» на тему синтетической теломеразы. Статье предшествовало посвящение доктору Акире Ватанабэ с самыми теплыми пожеланиями от автора, доктора Сэнди Рейвена из Калифорнийского технологического института.

Она припомнила рассказы мужа об увлекательных дискуссиях с одним своим коллегой по ту сторону океана. Кимико сама не понимала, что ее на это толкнуло, но она сделала безрассудный шаг.

Возможно, причина крылась в бытующем у ее соотечественников мнении об американцах — а калифорнийцах в особенности — как людях более раскованных, менее связанных условностями. Как бы то ни было, Кимико решила, что ничем не рискует, если напишет Сэнди Рейвену письмо и попросит о помощи.

Интуиция ее не подвела. Сэнди прочел письмо и моментально понял, что имеет дело с товарищем по несчастью. Он вылез из кожи вон, чтобы добиться приема Кимико на целевое обучение в Калифорнийский технологический на условиях годичного испытательного срока. Никаких гарантий последующего обучения, а тем более трудоустройства, конечно, никто не давал, но Кимико с радостью ухватилась и за эту возможность, собрала детей и двинулась в долгий путь, на котором океан был только первым шагом.

Понимая, что такой шанс выпадает раз в жизни, она работала как проклятая и к концу года получила полную стипендию для обучения в магистратуре.

До ее переезда в Пасадену они с Сэнди Рейвеном вели довольно оживленную переписку по факсу. Несколько раз он ей звонил, чтобы доложить о бронировании билетов или жилья. И даже помог на первых порах завязать контакты с местной японской диаспорой.

Однако, как ни удивительно, стоило Кимико приехать, как все личное общение между ними прекратилось. Все контакты между офисом профессора Рейвена и миссис Ватанабэ отныне шли через его секретаршу Морин.

Поначалу Кимико была слишком поглощена делом, чтобы придать этому обстоятельству какое-то значение. Но постепенно молчание профессора Рейвена стало таким нарочитым, что она начала опасаться, не обидела ли невзначай своего благодетеля.

Но даже если так, решила Кимико, сам факт, что она будет и дальше учиться в Калифорнии, можно считать достаточным поводом для выяснения отношений с Сэнди.

Морин, которая слышала голос Кимико только по телефону, успела проникнуться к ней большой симпатией. Голос у японки был мягкий, манеры учтивые. Именно такие мелочи порой и меняют ход истории.

— Не могли бы вы устроить мне личную встречу с профессором? — спросила как-то Кимико у секретарши Рейвена. — Я знаю, он очень занят, но я у него много времени не отниму.

Морин свое дело знала. График работы Сэнди являлся строго секретным. Только она знала, в какой день на этой неделе он будет в институте.

Кроме того, для пущей конспирации Сэнди то и дело менял свои планы. Его молниеносные визиты в лабораторию ограничивались летучками с персоналом, консультациями с дипломниками и прочими ненавистными ему административными обязанностями.

Секретарша имела четкие указания: «Не перегружай мою жизнь». Однако в данном конкретном случае что-то подсказало Морин, что небольшое неповиновение в конечном счете всем пойдет на пользу.

— Послушайте, Кимико, мой босс немного странный человек, и даже я не могу вам гарантировать, что он вас примет. Но почему бы не попытаться? Приходите во вторник, часам эдак к четырем.