Гийом Мюссо - После...

Холод пробежал по телу Джеффри — по позвоночнику, по рукам и животу. Вчера вечером он даже не успел понять, что сбил ребенка. Как такое возможно? Как мог он пасть так низко? Сотни раз давал себе обещание, что больше никогда в жизни не притронется к алкоголю. « Господи, помоги мне!» — молился он про себя, хотя знал, что Бог давно уже оставил его наедине с судьбой.

— Позволь мне быть твоим адвокатом, — вдруг предложил старик, — разреши мне хотя бы защищать тебя.

Это единственное, чем он может помочь. Натан кивнул в знак согласия.

— Я вытащу тебя! — пообещал Джеффри, глаза его блестели. — Это грязное дело, но я постараюсь заключить соглашение с прокурором: скажем, получишь восемнадцать месяцев условно и сотню часов общественно полезных работ. У меня получится, я лучший…

Натан сделал глоток кофе и произнес с улыбкой:

— После меня вы лучший.

Тонкий солнечный луч пробился сквозь облака, будто приветствуя момент согласия. Оба адвоката повернулись к окну, чтобы насладиться вернувшимся теплом. Как раз в этот момент на стоянке ресторана появилась Эбби — по просьбе Джеффри она взяла внедорожник. Автомобиль не конфисковали: подозреваемый не был пьян в момент аварии и имел право водить машину до приговора суда. Натан помахал Эбби.

— Она отвезет тебя в Манхэттен, — сказал Джеффри и поднялся. — Я позабочусь о том, чтобы ее машину пригнали.

— Я возьму с собой Бонни! — решительно произнес Натан.

Джеффри, казалось, был раздосадован:

— Послушай… сегодня утром Лиза отвезла ее на пару дней в Нантакет. Она…

— Что… вы забираете у меня дочь в такой момент?!

— Никто у тебя ее не забирает, Натан. Я привезу ее в Нью-Йорк, когда она вернется. Даю тебе слово. Пусть у тебя будет время собраться с мыслями.

— Но у меня нет больше времени, Джеффри!

— Я верну ее тебе послезавтра, обещаю. Постарайся немного отдохнуть.

— Ну хорошо, — отступил Натан, чуть помолчал и добавил: — Позвоните мне сразу же, как будут новости от Мэллори.

Они вышли на стоянку, где их ждала Эбби; она выглядела сконфуженной.

— Рад вас видеть, Эбби. — Натан приблизился к ней, чтобы обнять.

Но девушка отступила и сообщила металлическим голосом, будто речь шла о деле одного из их клиентов:

— С залогом все улажено.

— Есть новости о ребенке? — одновременно спросили оба адвоката, зная, что Эбби побывала в больнице.

— Он все еще в коме, пока ничего нельзя сказать. В любом случае на вашем месте, Натан, я бы там не показывалась, — предупредила она. — Родители вне себя…

Джеффри опустил голову, Натан промолчал. Затем проводил Джеффри до машины и долго сжимал его руку… увидит ли его снова? Потом вернулся к Эбби.

— Искренне благодарю вас, Эбби, что приехали.

— К вашим услугам, — ответила она, но в голосе ее чувствовался холод. Девушка повернулась к нему спиной, нажала кнопку на брелоке, чтобы открыть машину. — Я сяду за руль, если вы не против.

— Эбби, не будьте смешны…

— Я поведу! — повторила Эбби настойчиво.

Натан предпочел не спорить; он хотел было устроиться на пассажирском сиденье, когда рядом затормозил старенький «крайслер». Коренастый мужчина выскочил из машины и набросился на Натана:

— Убийца! Тебя надо посадить за решетку и никогда не выпускать!

— Это отец ребенка, которого вы сбили, — прошептала Эбби.

— Послушайте, господин Гринфилд, — начал Натан, — это несчастный случай. Я понимаю ваше горе. Уверяю вас, у вашего сына будет лучший уход. Вы сможете потребовать большую компенсацию…

Рыча от гнева, тот вплотную приблизился к Натану:

— Нам не нужны ваши проклятые деньги, мы хотим справедливости! Вы оставили умирающего ребенка в кювете! Вы негодяй! Вы…

Натану не удалось увернуться от удара кулака, и он повалился на землю. Гринфилд наклонился над ним, достал из кармана фотографию сына и ткнул Натану в лицо.

— Надеюсь, это лицо ты запомнишь на всю жизнь!

Натан с трудом поднялся и поднес руку к носу: крупные капли крови падали на снег, оставляя красные следы.

— Перестаньте так смотреть на меня, Эбби.

Они ехали в сторону Нью-Йорка уже полчаса, и до этого момента никто из них не проронил ни слова.

— Это правда? — Секретарша обогнала грузовик.

— Что — правда?

— Вы действительно оставили мальчика умирать на обочине дороги?

Натан вздохнул.

— Я не оставил его. Говорил уже вам, что вернулся к родителям жены, чтобы позвать помощь.

Эбби нашла такое объяснение неубедительным.

— У вас всегда с собой телефон!

— Я забыл его, вот и все! — раздраженно ответил Натан.

Девушка с сомнением покачала головой.

— Звучит не слишком правдоподобно.

— Почему же?

— Я видела место происшествия. Там рядом много домов, вы могли остановиться и позвонить из любого дома.

— Я… я паниковал, вот и все. Думал, до ранчо ближе…

Эбби продолжала свое:

— Если бы вы позвали на помощь раньше, возможно, имели бы больше шансов выкрутиться. Речь все же идет о жизни ребенка!

— Знаю, Эбби.

Потом она тихо, будто сама себе, сказала:

— Черт, этот мальчик — ровесник моего сына.

Натан был поражен:

— Вы никогда не говорили, что у вас есть сын.

— Он живет не со мной.

— Я не знал, — пробормотал Натан, и по его голосу чувствовалось, что он смущен.

— Можно много лет работать с человеком и не слишком много знать о его личной жизни, — произнесла она с упреком в голосе. — Такая работа, ну и время наше…

Эбби помолчала минуту, затем уточнила:

— Несмотря ни на что, я в некотором роде вами всегда восхищалась. Не сомневалась ни минуты, когда вы предложили поехать с вами в Нью-Йорк, потому что считала вас непохожим на всех этих «золотых мальчиков». Думала: если когда-нибудь у меня возникнут проблемы, вы будете рядом, чтобы…

— Вы идеализируете меня, Эбби.

— Дайте договорить! Думала, в глубине души вы — добрый человек… у вас есть достоинство…

Она осторожно обогнала еще один грузовик и продолжила:

— Мне жаль вам это говорить, но вчера вечером я лишилась иллюзий. Утратила нечто важное.

— Что же?

— Вы прекрасно знаете: доверие.

— Почему вы так говорите?

На мгновение она повернулась к нему:

— Потому что я не могу доверять человеку, который бросает умирающего ребенка на обочине дороги.

Натан невозмутимо слушал ее. Никогда еще Эбби так с ним не разговаривала. На долю секунды у него возникло желание попросить ее остановиться прямо здесь, посреди дороги, выложить ей все: о Вестниках; о смерти, которая наводит на него ужас; о необходимости лгать, чтобы защитить жену и дочь… Но он не поддался порыву, и они молчали до самого Манхэттена. Чтобы все получилось, никто не должен ничего знать — никто, кроме Бонни и Мэллори.