Филип Дик - Прозябая на клочке земли

Лиз рассмеялась.

— Надо же. Смешно. Странно все это. — Отодвинувшись от него, она прищурила глаза и посмотрела вперед, на дорогу. — Знаешь, я правда хочу выпить. Я так и нашла это место. Пару раз сама сюда заглядывала. Мне иногда тоскливо становится. Чик все сидит над своими деловыми бумагами. Ты ведь не такой, правда? Тебя не только одна работа интересует. Он читает профессиональные журналы по бизнесу — в колледже изучал деловую рекламу. А моей специальностью был французский язык.

Роджер искал, где бы свернуть, чтобы побыстрее доехать до бара.

— Тормози, — сказала Лиз. — Это где-то рядом.

Он доехал до пересечения двух шоссейных дорог и повернул направо, к побережью. Вскоре они миновали заправку и несколько магазинов.

Впереди показался мотель — современный, манящий. Оба смотрели в одном направлении.

— Я передумала, — вдруг сказала Лиз. — Остановись здесь. Почему бы нам туда не зайти? Кто об этом узнает?

— Никто, — согласился Роджер, пытаясь отделить реальность от плодов разыгравшегося воображения. Но все события сошлись в реальности. Это были уже не просто фантазии.

— Кажется, тут чисто, — сказала Лиз, прикрывая глаза рукой. — Правда? Не похоже, чтобы было обшарпано. Что скажешь?

Он въехал на гравий и остановился с работающим двигателем.

— Как скажешь, — ответил Роджер.

Оба сидели молча. Он вытер пот с рук.

— Ну что? — спросил он.

— Пойдем в мотель, — решила Лиз.

Открыв дверь, она спрыгнула на гравий. Предвечерний ветер полоскал ее юбку. Лиз придержала ее и подняла руку, чтобы закрыть от ветра волосы.

— Поговоришь с ними? — спросила она. — Я боюсь. Давай ты этим займешься. Мне просто хочется войти внутрь, упасть и побыть с тобой.

Пока он договаривался с администратором мотеля, Лиз проехала на машине через увитую плющом решетчатую арку во двор, где находились домики.

— Открой дверь, — попросила она, когда они поднялись на крыльцо своего домика.

И вдруг обняла его и поцеловала. Ее губы с такой силой прижались к его губам, что он почувствовал, как в него вдавливаются ее зубы.

— Роджер, я очень боюсь, — сказала она, подняв лицо, так что ее губы оказались у самого его уха. — Но я хочу. Сколько у нас времени? Час? Не очень-то много.

Тут он озаботился кое-чем далеким от романтики.

— Мы будем предохраняться?

Лиз сказала:

— Еще там, в школе, я поставила диафрагму. — Она первой прошла внутрь и бросила сумочку на стул. — Помнишь, я отлучалась перед тем, как мы сели в машину. Она еще на пару часов сгодится.

Выгнув спину, она расстегнула юбку. Он с удивлением увидел, что под ней ничего нет, а когда она сняла свою полосатую рубашку, оказалось, что ничего нет и под ней.

— Я всегда хожу без нижнего белья, — объяснила Лиз. Скользнув к нему, она положила прохладные маленькие руки ему на плечи. — Сама не знаю почему. Не нравится, и все. Мне хочется чувствовать солнце.

В доказательство этого она настояла на том, чтобы поднять в домике шторы; она даже заставила его подвинуть кровать, чтобы на них падал убывающий солнечный свет. Он согревал их все то время, что они там провели.

В Сан-Фернандо они вернулись, когда уже зашло солнце. Зажглись фонари и неоновые вывески, но улицы, по которым, разыскивая дом, ехал Роджер, были темны.

— В следующем квартале, — сказала Лиз. — Который час?

— Без двадцати семь, — ответил он.

— Не так уж и поздно. Я обычно в это время и возвращаюсь. Если он начнет что-нибудь выяснять, я скажу, что мистер и миссис Майнзы вместе с миссис Альт попросили меня рассказать о школе — хотели, мол, знать, куда отдают дочь. — Она погрузилась в раздумья. Прижала ладони к лицу, прищурилась и сказала: — Думаю, тебе лучше зайти со мной. Это ведь будет естественно, правда? На минутку. А потом скажешь, что тебе надо попасть домой к ужину. Но не задерживайся у нас.

После того как они уехали из мотеля, Лиз успела и так, и этак перебрать все проблемы, которые могут у них теперь возникнуть. Она настояла на том, чтобы они вместе согласовали все подробности рассказа о том, что с ними было с того момента, как они покинули школу и пока не доехали до ее дома.

При этом она была оживлена, весела, всю дорогу вертелась, прижималась к нему, комментировала все, что попадалось им по пути, расспрашивала его, что у него да как, сколько девушек он успел перелюбить, как долго они с Вирджинией в браке, впервые ли с ним такое…

— Роджер, ты знаешь, как это называется? Супружеская измена!

Она в ужасе уткнулась лицом в ладони.

— Да не волнуйся ты так, — сказал он, чувствуя большую нежность к ней и даже к этому ее смятению и метаниям между свершившимся и настоящим.

— Но ведь это так? — настаивала она, сев на колени и возвышаясь над ним. — Это преступление, это противозаконно. Господи, а вдруг кто-нибудь узнает — Эдна Альт, например. И все там, в школе.

Вид у нее был убитый: лицо побледнело, глаза расширились и потемнели.

— Об этом не беспокойся, — сказал он. — Узнать они могут только от нас самих.

— Я могу сдуру сболтнуть!

Он должен был признать, во всяком случае, мысленно, что она вполне способна это сделать. Но вслух он сказал:

— Не сболтнешь.

Тем не менее эта возможность не укрепила его собственное чувство безопасности. Он мог себе представить, как она внезапно, под влиянием минуты, объявляет Чику:

— Должна признаться тебе, по пути из Охая мы с Роджером остановились в мотеле и переспали.

— У меня такое чувство, что я сделала что-то очень нехорошее, — сказала Лиз. — Как будто я предала моих сыновей, Чика, Эдну и всех остальных. А ты что чувствуешь?

— Я чувствую себя превосходно, — не стал кривить душой Роджер.

— Ты не сожалеешь об этом?

— Нет, — сказал он.

— Я тоже. — Лиз успокоилась и, прижавшись к нему, обняла его. И вдруг отпрянула. — Мы почти приехали. Это вон там, за телефонным столбом. А где наш «универсал»? — Она сразу насторожилась. — Его нет. И свет нигде не горит. Что-то случилось. Может, он нас искать поехал? Как ты думаешь? Боже мой, а вдруг он за нами следил, а? Такое возможно, он это может.

Роджер припарковал машину через улицу от дома Боннеров. Дом с темными окнами казался всеми покинутым.

— Пойдем вместе, — попросила Лиз, вцепившись в него. — Мне страшно. Не хочу быть одна, если что-нибудь случится.

Он открыл дверцу и помог Лиз выйти.

— Ничего мне не говори, — тихо сказала она. — И не смотри на меня — ну понимаешь. Не подавай никаких знаков. Понимаешь, да?

Закрыв машину, они перешел улицу. К двери ее дома была прикреплена записка, напечатанная на машинке. Лиз сорвала ее, потом достала из сумочки ключ, отперла замок и, открыв дверь, включила свет над крыльцом.

Прочтя записку, она чертыхнулась.