Эрика Леонард Джеймс - На пятьдесят оттенков темнее

Я издаю стон, как только чувствую кожей его руку. Я не знаю, почему. После такого безумного дня, где было все — спор о деньгах, Лейла, миссис Робинсон, досье на меня, «дорожная карта», пышный прием, маски, алкоголь, серебряные шары, аукцион… я хочу этого.

— Я должна придумать причину?

— Нет, малышка, не нужно, — говорит он. — Просто я пытаюсь тебя понять.

Его левая рука берет меня за талию, удерживая на месте, а правая ладонь поднимается над моими ягодицами и больно бьет по ним. Эта боль смыкается с болью в животе.

Ох! Из меня вырывается громкий стон. Он бьет меня снова, точно туда же. Новый стон.

— Два, — бормочет он. — Будет двенадцать.

О господи! Сейчас я чувствую наказание не так, как в прошлый раз, — оно такое… плотское, такое… необходимое. Он ласкает мой зад своими длинными пальцами, а я лежу беспомощная, связанная и прижатая к матрасу, вся в его власти — причем по собственной воле. Он бьет меня снова, чуть правее, и еще раз, с другой стороны, потом останавливается и медленно спускает с меня трусики. Ласково проводит ладонью по ягодицам и опять продолжает наказание — каждый жгучий шлепок убирает остроту моей страсти — или разжигает ее, я не знаю. Я отдаюсь ритму ударов, впитываю в себя каждый, наслаждаюсь ими.

— Двенадцать, — бормочет он низким, хриплым голосом. Опять ласкает мою попку, забирается пальцами глубже между ног, к влагалищу, медленно вставляет два пальца внутрь меня и водит ими по кругу, по кругу, по кругу, вызывая во мне сладкие муки.

Мое тело не выдерживает этого, и я кончаю и кончаю, сжимаюсь в конвульсиях вокруг его пальцев. Интенсивно, неожиданно и быстро.

— Вот и хорошо, малышка, — одобрительно мурлычет он. Не вынимая из меня пальцев, он развязывает свободной рукой мои запястья. Я лежу, обессиленная, и тяжело дышу.

— Мы с тобой еще не закончили, Анастейша, — сообщает он и, все еще не вынимая пальцев, ставит меня коленями на пол.

Теперь я опираюсь о кровать. Он встает на колени позади меня и расстегивает ширинку. Вынимает пальцы, и я слышу знакомое шуршание фольги.

— Раздвинь ноги, — урчит он, и я повинуюсь. Он гладит мои ягодицы и входит в меня. — Все будет быстро, малышка. — Он держится за мои бедра, выходит из меня и резко входит.

— Ай! — кричу я, но испытываю божественное ощущение полноты. Он выбивает из меня всю боль, еще и еще, стирая ее с каждым резким и сладким движением. Ощущение умопомрачительное, как раз то, что мне надо. Я направляю бедра навстречу ему, ловлю его удары.

— Ана, не надо, — урчит он, пытаясь остановить меня. Но я хочу его слишком сильно, ударяюсь о него, соперничая с ним по силе. — Ана, черт возьми! — шипит он и кончает. Его голос раскручивает во мне по спирали целительный оргазм, который длится и длится, выжимает меня насухо и бросает, распластанную и бездыханную.

Кристиан наклоняется и целует меня в плечо, потом выходит из меня. Обхватывает меня руками, кладет голову мне на спину. Так мы и стоим на коленях возле кровати. Долго ли? Секунды? Даже минуты, пока не успокоится дыхание. Боль в животе прошла, и теперь я наслаждаюсь безмятежным покоем.

Кристиан шевелится и целует меня в спину.

— По-моему, вы должны мне танец, мисс Стил.

— М-м-м, — отвечаю я, наслаждаясь отсутствием боли и полнотой жизни.

Он садится на корточки и сажает меня к себе на колени.

— Это недолго. Пошли. — Он целует меня в макушку и заставляет встать.

Ворча, я сажусь на кровать, подбираю с пола трусики и натягиваю их. Лениво тащусь к стулу за платьем. С равнодушным интересом отмечаю, что не снимала туфель. Кристиан завязывает галстук и уже привел в порядок себя и кровать.

Натягивая платье, я рассматриваю снимки на доске. Кристиан даже мальчишкой был красивым, хотя и хмурым. Вот он с Элиотом и Миа на заснеженном склоне; вот он в Париже, это можно понять по Триумфальной арке на заднем плане; в Лондоне; в Нью-Йорке; в Большом каньоне; возле Сиднейской оперы; даже на фоне Великой Китайской стены. Мистер Грей много путешествовал в юности.

Вот корешки билетов с разных концертов и шоу: U2, Металлика, The Verve, Sheryl Crow, Нью-Йоркский филармонический оркестр исполняет «Ромео и Джульетту» Прокофьева — какая причудливая смесь! А в углу я вижу маленькое фото молодой женщины. Черно-белое. Ее лицо кажется мне знакомым, но вот где я ее видела — не знаю, хоть тресни. Но это не миссис Робинсон, слава богу.

— Кто это? — спрашиваю я.

— Так, не важно, — бормочет он, надевая пиджак и поправляя бабочку. — Застегнуть тебя?

— Да, пожалуйста. Тогда почему она тут, на твоей доске?

— По недосмотру. Как тебе мой галстук? — Он поднимает подбородок, словно маленький мальчик. Я поправляю бабочку.

— Теперь все идеально.

— Как и ты, — мурлычет он и, обняв, страстно целует. — Ну что, лучше стало?

— Намного лучше, благодарю вас, мистер Грей.

— Всегда рад служить, мисс Стил.

Гости тем временем собираются вокруг танцпола. Кристиан усмехается — мы явились как раз вовремя — и ведет меня на клетчатый пол.

— Леди и джентльмены, пришло время для первого танца. Мистер и доктор Грей, вы готовы? — Каррик кивает и подает руку Грейс.

— Леди и джентльмены с аукциона первого танца, вы готовы?

Мы все дружно киваем. Миа стоит с незнакомым мне мужчиной. Интересно, где же Шон?

— Тогда начинаем. Давай, Сэм!

Под горячие аплодисменты молодой парень взбегает на сцену, поворачивается к оркестру и щелкает пальцами. Знакомая мелодия «I've Got You Under My Skin» наполняет воздух.

Кристиан улыбается мне, кладет руку на плечо и начинает танец. Да, он великолепно танцует, с ним легко. Он ведет меня в танце, и мы улыбаемся друг другу как идиоты.

— Я люблю эту песню, — мурлычет Кристиан, глядя мне в глаза. — По-моему, она очень подходит. — Сейчас он уже говорит без усмешки, серьезно.

— Ты тоже залез мне под кожу, — вторю я. — Или залезал в твоей спальне.

Он не в силах спрятать удивление.

— Мисс Стил, — шутливо одергивает он меня. — Я и не знал, что вы бываете такой грубой.

— Мистер Грей, я тоже не знала. Думаю, виной всему мой недавний опыт. Он многому меня научил.

— Научил нас обоих.

Кристиан снова посерьезнел. Сейчас мне кажется, что на танцполе только мы двое и оркестр. Мы находимся в нашем личном воздушном шаре.

Песня кончается, и мы аплодируем. Певец Сэм грациозно кланяется и представляет свой оркестр.

— Могу я пригласить леди?

Я узнаю высокого мужчину, который соперничал с Кристианом на аукционе. Кристиан неохотно отпускает меня, но сам тоже удивлен.

— Да, пожалуйста. Анастейша, это Джон Флинн. Джон, это Анастейша.

Черт побери!

Кристиан усмехается и отходит на край танцпола.

— Доброго вечера, Анастейша, — говорит доктор Флинн, и я понимаю, что он англичанин.