Кингсли Эмис - Зеленый человек

— Вы ко мне по поручению? — спросил я.

— Нет, я решил прийти э-э… лично.

— Понятно. Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

— Да, благодарю вас. Я целиком и полностью материален. Я собирался предостеречь вас от ошибки — чтобы вы не воспринимали меня как плод вашего воображения, однако вы избавили меня от сей необходимости. Составлю вам компанию, если позволите, и выпью немного шотландского виски.

Я достал стаканы.

— Вероятно, мне не удастся выйти в коридор, потому что любое молекулярное движение за пределами этой комнаты остановлено?

— Совершенно верно, здесь время течет по иным законам. Поэтому нас никто не побеспокоит.

— И физическая энергия любого происхождения тоже не может сюда проникнуть снаружи?

— Конечно. Вы, должно быть, заметили, как угасал звук?

— Да, заметил. Но в таком случае почему за окнами светло? И здесь, в комнате, тоже? Если подверглись воздействию волны всех частот, то совершенно непонятно, почему солнце светит, а грохота трактора не слышно? Ведь все должно было погрузиться в темноту.

— Великолепно, Морис! — Молодой человек на первый взгляд непринужденно и весело рассмеялся, но в этом смехе мне послышались нотки досады. — Вы, знаете ли, едва ли не первый среди людей, не принадлежащих к научным кругам, который подметил эту особенность. Я забыл, что вы широко образованный человек. Мне, видите ли, подумалось, что встреча пройдет намного приятнее, если обставить дело именно подобным образом.

— Вероятно, вы правы, — сказал я, подняв стакан и наклонив над ним графин, чтобы подлить воды. — Это что, какой-то тест?

— Благодарю вас, достаточно… Нет, это не тест. Зачем он? Что бы, по-вашему, произошло, если бы вы выдержали тест, который я подготовил? Или провалились бы? Уж если кто и знает, что это не в моих привычках, так это вы сами.

Я направился к нему с новой порцией виски и подал стакан. Протянув руку, он взял его, но и ладонь, и запястье, и предплечье, исчезавшее в серебристо-сером рукаве, лишь отдаленно напоминали настоящую руку — его пальцы стукнулись о стекло, а в нос сразу же ударил отвратительный зловонный запах, которым не приходилось дышать с 1944 года, когда я вместе с отрядом французских добровольцев переходил через Фалезское ущелье в Альпах. Мгновение спустя запах рассеялся, а пальцы, ладонь и все остальное приобрели, как прежде, естественную форму.

— Трудно сказать, — ответил я, вновь усаживаясь в кресло.

— Вы сами в это не верите, старина. Давайте наладим отношения. Ведь я не в гости к вам пришел, сами понимаете. За ваше здоровье.

Я не стал пить.

— Ну и что из этого следует?

— Очень многое, уверяю вас. Во всяком случае, и впредь я бы хотел появляться здесь так же часто, как в последнее время, чего вы не могли не заметить.

— И входить в контакт?

— Не пытайтесь меня провести, Морис, — сказал молодой человек со своей характерной косой ухмылкой. У него были светло-карие глаза, почти такого же цвета, как волосы, и тонкие брови. — Вы же знаете, что я могу читать мысли любого человека.

— Значит, вы пришли не потому, что заинтересованы именно во мне?

— Нет. Но в какой-то степени по той причине, что вы очень интересуетесь мной. Во всех отношениях. Не правда ли?

— Думаю, только в одном отношении, которое секунду назад вы мне сами продемонстрировали, — сказал я, делая глоток.

— Судить предоставьте мне. Нравится вам это или нет, известно или нет, но если вас притягивает какая-то одна сторона дела, придется познакомиться и с остальными. В вашей ситуации нет ничего необычного.

— Тогда почему вы ухватились именно за меня? Что я такого сделал?

— Сделал? — На этот раз он рассмеялся вполне добродушно. — Вы ведь человек, не правда ли? Родились в этом мире и прочее. И что такого ужасного, если я буду неожиданно появляться и встречаться с вами, вот как сегодня? Не самое большое несчастье, правда же? Нет, я ухватился за вас, как вы не очень деликатно изволили выразиться, по-видимому по той причине, что вы, э-э-э… — Он замолчал и стал помешивать кусочки льда в стакане, затем продолжил, словно собирался, как обычно, изречь непреложную истину: — Вы — самая надежная гарантия против всякого риска.

— Потому что я пьяница, которому чудятся привидениями вообще полоумный? Понятно.

— Да, ни один здравомыслящий человек не примет вас за святого, экстрасенса или кого-нибудь еще в этом роде. Именно так. Видите ли, мне надо быть очень осторожным.

— Осторожным? Но ведь вы сами диктуете правила игры, не так ли? Можете делать все, что захотите.

— О, вы плохо разбираетесь в ситуации, дружище. — И в этом нет ничего удивительного. Именно потому, что диктую правила, я и не могу делать вещи, которые нравятся мне самому. Хотелось бы поговорить с вами, если не возражаете, об одном субъекте — Андерхилле. Он совсем вышел из-под контроля. Предупреждаю, будьте с ним как можно осторожнее, Морис. Да-да, очень осторожны.

— Хотите от него избавиться, вы это имеете в виду?

— Конечно же, нет, — сказал он порывисто и, кажется, вполне серьезно. — Совсем напротив. Этот старик Андерхилл — опасный человек. Скажем, в определенном смысле. От него исходит пусть незначительная, но все-таки угроза мировому порядку. Если его предоставить самому себе, станет намного труднее поддерживать впечатление, что за гробовой доской человеческая жизнь обрывается. Мой фундаментальный принцип заключается в том, что веру в необратимость смерти нужно поддерживать во что бы то ни стало. У меня есть и второй принцип, пожалуй, не менее важный — создать иллюзию, будто все происходит только по воле случая.

— Понятно, но вы должны признать, что представление о могиле, как последнем рубеже жизни, появилось сравнительно недавно.

— Нонсенс. Вам известно лишь то, что люди говорят о своей вере в загробную жизнь. Никаких реальных трудностей в связи с этим никогда не возникало. Ну а теперь я хочу, чтобы вы без страха встретились с Андерхиллом. И э-э-э… рассчитались с ним.

— Как?

— Боюсь, что этого сказать не смогу. Простите, если доставлю вам лишние хлопоты, но должен полностью передать дело в ваши руки. Надеюсь, вы справитесь.

— Вы уверены? А если не справлюсь?

Молодой человек вздохнул, звучно отхлебнул виски из стакана и пригладил свои великолепные волосы.

— Что ж, и это возможно. Мне самому хотелось бы знать результат заранее. Люди думают, что я обладаю даром предвидения, очень хорошо, не будем лишать их иллюзий, но, рассуждая логически, сама эта идея бессмысленна, если ты располагаешь свободой воли, а мне с нею не совладать. Все стараются наделить меня несуществующим величием, и зачастую из самых благородных побуждений.

— Не сомневаюсь. Но как бы то ни было, сам я не собираюсь подчиняться вашим требованиям. Ваша исповедь не произвела на меня впечатления.