Грэм Грин - Человек внутри

— Сколько лет вы связаны с командой «Счастливого случая»?

— Три года.

— Ваши отношения были дружескими?

— В своем роде.

— Что значит в своем роде?

Эндрю прищурился и ответил не адвокату, а подсудимым.

— Меня терпели, — сказал он, — относились с презрением. Никогда не спрашивали моего мнения.

— Почему вы тогда не ушли от них?

— Мистер Брэддок, это относится к делу? — с ноткой раздражения спросил сэр Эдвард Паркин.

— Мой лорд, с моей точки зрения, чрезвычайно. Если ваша светлость настаивает…

— Очень хорошо, тогда продолжайте.

— Почему вы от них не ушли? — свирепо повторил мистер Брэддок.

Эндрю отвел взгляд от знакомых лиц на скамье и посмотрел в красное холерическое лицо адвоката. Его забавляло, что человек с таким лицом должен задавать ему вопросы о таких туманных вещах, как мотивы. Факты, твердые и прочные, как щепки дерева, — вот единственное, что он в состоянии оценить.

— У меня не было денег, мне некуда было идти, — сказал он.

— Приходило ли вам на ум, что можно честно зарабатывать на жизнь?

— Нет.

— Были ли у вас какие-либо иные мотивы оставаться на «Счастливом случае» в течение трех лет?

— Да, дружба с Карлионом.

— Как вы там оказались?

— Из-за дружбы с Карлионом.

— С человеком, которого вы предали?

Эндрю покраснел и потрогал щеку кончиками пальцев:

— Да.

— Что вас побудило написать донос в таможню?

— Вы действительно хотите это знать? — спросил Эндрю. — Или это напрасная трата вашего времени и времени суда?

— Не надо речей, — проговорил сэр Эдвард Паркин высоким надменным голосом. — Отвечайте на заданный вопрос.

— Это случилось потому, что у меня был отец, которого я ненавидел и которого мне всегда приводили в пример. Это сводило меня с ума. А я — трус. Вы все это знаете.

Эндрю схватился за край перегородки и наклонился вперед, в его голосе послышался гнев, лицо покраснело от стыда.

— Я боялся боли и ненавидел море, шум и опасность, и, если бы я хоть что-то не сделал, это продолжалось бы всегда, и я хотел доказать этим людям, что со мной надо считаться, что я могу расстроить их планы.

— И повесить их.

— Я никогда не думал об этом. Клянусь. Как я мог предположить, что начнется стычка?

— А как же ваш друг, Карлион? Вы ничего не сделали, чтобы предупредить его?

— Надо было выбирать: он или я.

Бородатый мужчина, которого звали Хейк, во втором ряду заключенных вскочил на ноги и потряс кулаком в сторону Эндрю.

— Вот и теперь: он или ты! — закричал он. — Карлион тебя за это достанет.

Тюремщик толкнул его вниз.

В суде становилось невыносимо душно. Судья и дамы на галерее обмахивались надушенными платками. Лоб Эндрю был горячим и липким от пота. Он вытирал его ладонью. Ему казалось, что он уже несколько часов стоит незащищенным под пристальными взглядами в суде. Его губы пересохли, и ему очень хотелось пить.

«Дай мне силы пройти через это», — в душе молил он — не Бога, а образ, который носил в своем сердце и за которым пытался укрыться от глаз, смотревших на него.

— Где ваш отец? — спросил мистер Брэддок.

— В аду, я надеюсь, — ответил Эндрю, и с галереи донесся взрыв смеха, который был подобен прохладному весеннему ветру в тропическую ночь. В суде не разрешалось никаких освежающих прохладных ветров. Смех был пресечен криками служителей.

— Вы хотите сказать, что он умер?

— Да.

— И из-за ненависти к умершему вы предали своих товарищей, с которыми жили в течение трех лет?

— Да.

— Вы надеетесь, что присяжные поймут это?

— Нет. — Голос Эндрю дрогнул от усталости. Ему вдруг захотелось объяснить этому краснолицему адвокату, который так надоел ему вопросами, что он не спал всю ночь. — Я не надеюсь, что кто-нибудь поймет, — сказал он и мысленно добавил: «Кроме Элизабет… и Карлиона».

— Вы надеетесь, что присяжные поверят этому?

— Но это правда.

Красное лицо вновь приблизилось к нему с настойчивостью насекомого.

— А я предполагаю, что весь ваш рассказ неправда.

Эндрю покачал головой, но он не мог отделаться от этого голоса, который приближался к нему снова, и снова, и снова.

— Вы никогда не писали доноса?

— Писал.

— Вы говорите это, чтобы спасти себя от скамьи подсудимых?

— Нет.

— Вы никогда не высаживались с грузом в ночь на 10 февраля.

— Говорю вам, я высаживался.

— Вы были с женщиной, пользующейся дурной славой.

— Нет, это неправда.

В Эндрю росла слабость. Чтобы не упасть, он ухватился за борт свидетельской ложи. «Я мог бы сейчас уснуть», — сказал он себе.

— Можете ли вы поклясться перед присяжными, что не были в обществе падшей женщины?

— Нет, я отказался, — утомленно сказал он. Он не мог понять, каким образом этот красный пузырь с назойливым голосом был так хорошо осведомлен о его поступках.

— Что значит вы отказались?

— Я был в Сассекс-Пэд в Шорхэме, когда ко мне подошла одна девчонка, но у меня с ней ничего не было. Карлион зашел выпить, и я побоялся, что он меня увидит. Поэтому я сказал: «Нет». Я сказал: «Нет. Я не хочу спать с тобой. Не сегодня». И ускользнул. Я не знаю, видел меня Карлион или нет. Я боялся и пробежал несколько миль по холмам.

— Это, без сомнения, не та женщина. Нет необходимости рассказывать присяжным обо всех женщинах, с которыми вы общались.

Мистер Брэддок хмыкнул, и присяжные захихикали. Сэр Эдвард Паркин позволил себе слабую улыбку, не сводя глаз с молодых женщин на галерее.

Лица перед Эндрю: адвокаты за столом, судебный пристав, судейский клерк, который теперь крепко спал, бородатые заключенные на скамье подсудимых, зрители на галерее, двенадцать враждебных, похожих на коров присяжных — стремительно превращались в неясное пятно, одно большое составное лицо со множеством глаз и ртов. Только лицо мистера Брэддока, красное и сердитое, отчетливо выступало из этой массы, когда он наклонялся вперед, чтобы выпалить очередной из своих вопросов, которые казались Эндрю абсурдными и бессмысленными.

— Вы все еще утверждаете, что высадились вместе с заключенными в ночь на 10 февраля?

— Говорю вам — это правда. — Эндрю сжал кулаки, страстно желая вдавить это красное агрессивное лицо в серый туман, окружавший его. «Тогда бы я уснул», — подумал он и с тоской представил себя на прохладных белых простынях, под теплым и чистым одеялом, которыми не воспользовались прошлой ночью ни его беспокойный мозг, ни тело.

— Вспомните, это было два дня тому назад. Разве вы не были в обществе женщины, пользующейся дурной репутацией?

— Нет, я не понимаю, о чем вы. Я не был с такой женщиной уже несколько недель. Вот мой ответ, и давайте покончим с этим.

Глядя в лицо мистера Брэддока, которое качалось взад и вперед, Эндрю с удивлением увидел, что оно у него на глазах явно распадается на части. Оно смягчилось, распалось и изобразило тигриную любезность.