Грэм Грин - Человек внутри

— Ты, должно быть, рано встал?

Он утвердительно хмыкнул, боясь услышать вопрос, какие новости он принес.

— Что-нибудь случилось, пока меня не было? — спросил он.

— Нет, — сказала она, — здесь никогда ничего не случается.

— Дверь была не заперта. Ты думаешь, это неопасно?

— Она не была заперта и когда ты пришел в первый раз, — ответила Элизабет, прямо глядя ему в глаза. — Я не хотела, чтобы, когда ты вернешься, тебя ожидал менее радушный прием.

Он пристально посмотрел на нее, словно в мучительной надежде, но ее прямота оттолкнула его. Все, что она хотела сказать, лежало на поверхности, подтекста не было.

— Ты знала, что я вернусь?

Она немного нахмурилась, как бы в недоумении:

— Ну, конечно, это было ясно. Мы расстались друзьями, не так ли?

— Ты очень великодушна.

Ее голос по какой-то причине ожесточил его, но она не заметила его сарказма.

— Я не понимаю тебя, — ответила она. — Ты говоришь головоломками.

— О, я не похож на тебя, — сказал Эндрю. — Я не знаю, что хочу. Ты такая чистая, такая ужасно рассудительная. А я — мнительный.

— Это я — очень чистая? — спросила она. Она отложила нож и, опустив подбородок на руку, с любопытством поглядела на него через стол. — А ты знаешь, например, что я очень хотела, чтобы ты вернулся? Здесь так одиноко. Когда я спустилась вниз в то утро, я расстроилась, что ты ушел. Я почувствовала вину. Я не должна была уговаривать тебя идти в Льюис. Я не имела права заставлять тебя рисковать собой. Прости меня.

Эндрю вскочил из-за стола и, отойдя к камину, повернулся к ней спиной.

— Ты смеешься надо мной, — пробормотал он.

Элизабет улыбнулась.

— Ты и правда мнительный, — сказала она. — С чего ты взял? Нет, мы правда друзья.

Когда он повернулся, его лицо горело.

— Если ты произнесешь это слово еще раз… — пригрозил он. Ее бледное, озадаченное и в то же время спокойное лицо охладило его. — Прости, — сказал он. — У меня был только один друг, и я предал его. Я не хочу предавать тебя.

— Ты и не предашь меня, — сказала она. — Ты оставил свой нож.

— Я думал, он может тебе понадобиться.

— Но ты знал, что он может понадобиться тебе.

Он повернулся спиной и поддел ногой угли в камине.

— Это была глупость, — пробормотал он. — Просто сентиментальность. Это ничего не значит.

— А я думала, это — храбрость, — сказала она. — Я тобой ужасно восхищалась за это.

Эндрю снова покраснел.

— Ты смеешься надо мной, — сказал он. — Ты же знаешь, что я трус, и ты меня презираешь. — Он усмехнулся. — Я предал тебя дважды в Льюисе и предаю сейчас, если бы ты только знала… Не смейся надо мной. Не притворяйся восхищенной. Вы, женщины, — хитрые существа. Только женщина могла все так повернуть. — Он осекся. — Твоя взяла. Видишь, какой успех.

Элизабет поднялась из-за стола, подошла и встала рядом с ним у камина.

— Как ты предал меня? — спросила она.

Эндрю ответил, не глядя:

— Один раз с женщиной.

Наступила пауза. Затем Элизабет холодно сказала:

— Я не понимаю, почему ты считаешь, что предал меня. Возможно, самого себя. А другое предательство?

— В суде стало известно, что это ты приютила меня.

— В суде? — переспросила она. Ее голос дрогнул по непонятной ему причине. — Ты был там?

— Я был свидетелем, — мрачно сказал он. — Не надо похвал. Я оказался там только отчасти из-за тебя. Были и другие причины — вино и проститутка. Что ты на это скажешь?

— Молодец, — ответила она.

Он передернул плечами.

— Ты слишком долго расспрашиваешь. Ты не так хитра, как я думал. Я начинаю привыкать к твоим насмешкам. Тебе пора изменить тактику.

— Эта женщина, — спросила Элизабет, — кто она? Как она выглядела?

— Она мне ровня.

— Мне показалось, ты сказал, что она — проститутка. Скажи, она была красивее меня?

Эндрю в изумлении поднял глаза. Элизабет с беспокойной улыбкой смотрела на него.

— Я никогда не стал бы сравнивать вас, — сказал он. — Ты принадлежишь к другому миру.

— Но я хочу знать.

Он покачал головой.

— Я не могу. Я мог бы только сравнить ваши тела, но, когда я смотрю на тебя, я не думаю о теле.

— А я, конечно, такая же, как все женщины? — печально спросила она.

— Нет. — Его голос неожиданно зазвенел от восторга. — Ты не такая, как все.

— Понимаю. — Ее голос снова был холоден. — Ну-расскажи мне еще о своих предательствах. Почему, полюбив эту женщину, ты предал меня? Я думаю, ты из тех мужчин, с которыми это часто случается.

— Я ее не любил, — сказал он.

— Какая разница? Вы, мужчины, так любите копаться в мелочах. — Она посмотрела на кухонный стол, как до того Эндрю, как будто и для нее он был пристанищем некоего ревнивого духа.

— Что, интересно, чувствовал он? — спросила она.

— А что он хотел: обидеть тебя или, пусть и безуспешно, пытался поступить бескорыстно?

— И то, и другое, — ответила она. — Скажи мне — ты говорил о третьем предательстве. В чем оно?

Момент настал.

— Я пришел сюда, чтобы предупредить тебя, и я все время откладываю это.

— Предупредить меня? — Она вызывающе вздернула подбородок. — Я не понимаю.

— Карлион и остальные хотят проучить тебя за то, что ты меня приютила. Сегодня или завтра они придут сюда. — Он рассказал ей то, что узнал от кокни Гарри. — Очевидно, ловушки не было, — добавил он.

— Но ты думал, что была, — сказала она с любопытством. — И все-таки пришел?

Он прервал ее:

— Ты должна немедленно уходить.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше?

— Мне была ненавистна сама мысль о том, что ты уйдешь, — ответил он просто. — И поэтому я испортил тот единственный благородный поступок, который совершил.

— И ты действительно думал, что мне надо уходить?

— Ты должна, — сказал он, а затем, видя, как она вспыхнула от неприятного слова, быстро добавил: — Ты должна взять деньги, какие есть, и куда-нибудь уехать, может, в Лондон — пока опасность не минует.

— Нет, — сказала Элизабет. — Я не вижу необходимости.

— Боже милостивый, — запротестовал Эндрю. — Как тебя заставить?

— Почему я должна бежать? У меня есть это. — И она указала на незаряженное ружье, которое стояло в своем привычном углу.

— Оно не заряжено.

— У меня есть патроны.

— Ты не знаешь, как им пользоваться. Ты мне это сама говорила.

— Ты же знаешь, — сказала она.

Эндрю в бешенстве топнул ногой.

— Нет, — отрезал он, — нет. Я достаточно рисковал ради тебя. Все вы, женщины, одинаковы, вам всегда мало.

— Ты не хочешь остаться и помочь?

— Ты не знаешь, что ты просишь, — сказал он. — Я боюсь их. Я боюсь боли больше всего на свете. Говорю тебе, я — трус. И не стыжусь этого.

Она печально улыбнулась, забавно скривив рот.

— Что ты выдумываешь? — сказала она.

Он снова как ребенок нетерпеливо топнул ногой.