Эльчин Сафарли - Легенды Босфора.

Почти весь день провели дома. «Вау, квартира с видом на Босфор. Мечта…» И мне, и Зейнеп так хотелось сказать Гюльсюм, что теперь эта квартира и ее тоже… Но на следующее утро бабочке предстояло возвращение в приют. Нельзя же подарить ребенку мечту и отнять ее с обещанием вернуть позже. Возвращение — это перемещение из прошлого в настоящее или из настоящего в прошлое. Назад или вперед. Другого пути нет…

Айдынлыг с первого взгляда полюбила Гюльсюм — радостно залаяла, подпрыгнула, смачно поцеловав гостью в нос. Бабочка не смутилась. Присела на корточки, ответно чмокнула собаку в мокрый «пятачок». Контакт налажен… Б льшую часть времени Гюльсюм провела в моей комнате: сразу устроилась на пуфике рядом со стеной книжных полок. Периодически поднималась на стремянку, набирая с верхних полок очередную порцию литературы. Айдынлыг разлеглась рядом с новой подругой, положив мордочку на увесистый том «Улисса». Гармоничную атмосферу в комнате дополняла тихая музыка из магнитолы. Гюльсюм почему-то остановила свой выбор на Нино Катамадзе [260] Грузинская джазовая певица. . В режиме повтора звучала чудесная «Olei»… Тем временем я готовил для моих девочек русский салат «Оливье». Пока крошил овощи, вспоминал бабушку Анну Павловну. Белокожую красавицу с грустными глазами, поклонницу Цветаевой, великолепную хозяйку, мою первую и единственную учительницу русского языка. Я, как и она, родился 12 марта. Я, как и она, верю в бесконечность жизни…

Зейнеп, Гюльсюм и Айдынлыг заснули сразу после ужина. Перед телевизором. Я досматривал первый сезон «Друзей» в одиночестве. За окном лил дождь, наполняя комнату убаюкивающим шелестом. Меня тоже тянуло в царство Морфея. Клевал носом, не отрывая взгляда от моих спящих красавиц. Настоящее счастье так близко. Стоит только распахнуть шире глаза, внимательнее приглядеться, протянуть руку… Гюльсюм забыла выключить магнитолу. Катамадзе, в отличие от нас, и не думала засыпать, продолжая напевать «Olei, olei, olei…»

Ощущение счастья в детских объятиях бесконечное, обволакивающее. Начинаешь видеть красоту в самом простом. Хочется быть на земле, не отходить от своего чуда, вдыхать аромат детской чистоты, восхищаться шаловливой непосредственностью. Улыбка ребенка может разогнать самые угрюмые тучи, остановить проливные дожди, прогнать тоску — если не навсегда, то надолго. Если взглянуть на мир глазами ребенка, убедишься, что светлых красок в нем больше, чем темных. Мы, взрослые, к сожалению, часто считаем наоборот…

Когда беседую с Гюльсюм, возвращаюсь туда, где с недавних пор бываю лишь во сне. Окунаюсь в утраченную пору детства. Узнаю в бабочке себя тогдашнего — вечно обложенного книгами, витающего в облаках, скрывающего неуверенность под молчаливостью. Правда, у меня, в отличие от Гюльсюм, была семья. Мама, прежде всего. Именно это отличие позволяет понять, что ищет, чего ждет Гюльсюм. Если я, как и она, был бы обделен материнской лаской, то не смог проложить между нами мостик понимания. Различия, как и противоречия, порою сближают…

Превращаюсь с ней в ребенка. Общение без границ. Хотя обычно найти общий язык с детьми мне сложно. Может, дело в том, что Гюльсюм — маленький взрослый? Она делится впечатлениями от прочитанного Поттера, и мне это кажется самой интересной темой на свете. Хотя я знать не знаю, что такое Хогвартс и почему некто Волан-де-Морт так взъелся на очкастого Гарри… С ней я забываю о том, о чем давно хотелось забыть, но не получалось. Она вселяет веру в сказки. Мне снова захотелось перечитать Кэрролла, Линдгрен…

Теперь мы с Зейнеп часто заглядываем в магазины детской одежды. Сегодня целый час провели в «Бенеттоне», в отделе для юных модниц. Выбирали зимние вещи крупной вязки: полосатые шерстяные платья свободного кроя, гетры, шарфы, шапочки. «Смотришь на них, и такое впечатление, будто бабушка связала… Думаю, Гюльсюм понравится». Зейнеп советуется со мной по поводу цветовой гаммы: она за желтый цвет, я бы предпочел сливовый… Предлагаю купить для бабочки кеды из вишневой ткани. Любимая против. «Мишуня, это непрактично. Лучше возьмем ботиночки или сапожки. Да и кеды — это немного по-мальчишески». Последнее слово за Зейнеп, все-таки она женщина… Разделили между собой наши обязанности в отношении Гюльсюм. Впрочем, все они сводятся к одной цели — подарить бабочке семью. Настоящую семью, где родители временами спорят, где ужинают за одним большим столом, где пахнет домашним уютом, а зима за окном не пугает. И в доме горит камин…

Сложила из кусочков воображения пазл собственного мира. В нем живут ее маленькое сердечко и большая душа. Именно живут, а не прячутся.

Она создала жизнь там, где все цветет. В реальности присутствует лишь оболочка Гюльсюм. «В своем мире я не плачу, не грущу. И он совсем близко: закрываю глаза, оказываюсь там…» В мире бабочки нет ночи, холода, грома, молний. Нет брошенных, отверженных, обделенных. Нет слез, боли, злости. На каждого приходится одна настоящая любовь. В обязательном порядке… Там у нее есть домик в заповедном лесу — с карамельными стенами, окнами из фруктовых леденцов, крышей из лепестков фиолетовых тюльпанов. Живет бабочка в окружении болтливых троллей, неуклюжих великанов, карликовых мишек-толстопузов. «А деревья в моем лесу не простые — вечно зеленые, без корней. Они ходят большими шагами, сотрясая шоколадную землю»…

Гюльсюм злится, если кто-то отказывается верить в существование волшебных миров. Поэтому и перестала рассказывать кому-либо о чудесах. «Нусрет говорит, что надо жить настоящим, а сказки — удел книжек. Что значит жить в настоящем? Почему взрослые сажают себя в клетки? Зачем взрослые смотрят пустые сны?» Задумываюсь. Мне не пришлось искать свою сказку в другом мире — я разыскал ее в реальности. Гюльсюм — тоже героиня этой сказки. Конечно, случаются дни, когда вера в сказку меркнет. В такие дни мое состояние отражает коротенький диалог из «Амели», где очаровашка Одри на вопрос соседки: «Вы верите в чудеса?» — отвечает: «Не сегодня…»

Гюльсюм боится вырасти: «Когда дети становятся взрослыми, сказки заканчиваются». Я стараюсь переубедить бабочку. «Не всегда, малышка. Есть взрослые, которые не покидают своих детских сказок. Вот хотя бы я, Зейнеп… И ты не потеряешь свою сказку, раз она родилась в твоей душе. И не важно, в каком ты будешь мире — в своем или реальном. Для сказок не существует преград».

Мы проходим мимо стенда с киноафишами — бабочка пристально рассматривает рекламный плакат «Золотого компаса». Только вчера на него ходили. Украдкой вздыхает: «Знаешь, мне так хочется найти боевого медведя Йорека Бирнинсона, вместе мы бы победили зло… Отыскали бы мам брошенных детей… Ты не знаешь, из Стамбула на Северный полюс летят самолеты?»