Франсуаза Саган - Днем и ночью хорошая погода (сборник)

Фридрих (с олимпийским спокойствием) : Оставь, оставь, Венцеслав! Он несомненно недалек от истины, но мне это, в сущности, ничуть не досаждает.

Венцеслав: Что?

Фридрих:Ничуть не досаждает — не досаждает ничуть.

Конрад (Венцеславу) : Да, дорогой кузен, день, когда ты заговоришь на более-менее приличном языке, наступит не завтра!

Венцеслав: Во всяком случае, кое-что я все же понимаю. И когда на охоте загонщик кричит: «Стреляй вверх!» — лично я не начинаю палить прямо перед собой! Мазила! Я же говорю: мазила!

Конрад (обращаясь к Фридриху, с досадой) : Простите, сударь! Я действительно ошибся и выстрелил прямо перед собой, лишив жизни некоего господина по имени барон Гётц. Такая неприятность!

Фридрих (любезно) : И она, похоже, до сих пор не дает вам покоя… Забудем все это. Я вижу, вы любуетесь этим роялем, князь… Простите! Сударь! Человек! Вы любите музыку?

Конрад: Страстно, сударь, как бы смешно это ни выглядело. Но мне представляется, что эта вещь стоит здесь для украшения, в декоративных целях…

Фридрих:Э-э-э-э-э… Действительно… я не…

Венцеслав (прерывает его) : Ты шутишь, дружище? Жена Фридриха Анаэ — замечательная музыкантша, одна из лучших при дворе. Правда, Фридрих?

Фридрих (оторопев) : Но… э-э-э… это… это немного слишком смело сказано…

Венцеслав (торжествуя) : Единственное, что может тебя огорчить, Конрад, так это то, что она на публике никогда — никогда и ни за что — не желает ни играть, ни даже разговаривать о том, что она любит. Она говорит, что литературу, живопись, музыку нельзя выразить словами. И тем не менее в этом городе ты обретешь родственную душу!

Фридрих (угрожающе-весело) : Вижу-вижу, куда ты клонишь, Венцеслав!

Венцеслав (невинно) : Я? О чем ты?

Конрад: Насколько я понимаю, объектом сей перемолвки являюсь я? Могу я осведомиться… э-э-э-э… по какому праву?

Фридрих:Ну, разумеется, по праву дружбы, сударь! По праву дружбы! Я уверен, что моя жена, натура благородная и гордая и притом большая оригиналка, сумеет вас понять!

Конрад: Во всяком случае, ваша супруга, сударь, совершенно права, что не желает говорить попусту! Что можно сказать после Баха? Мне представляется, что ваша жена должна предпочитать музыку подобного рода!

Он садится за рояль и наигрывает сентиментальный вальс. Входит Анаэ.

Анаэ: Кто это тут бренчит на рояле, рог мне в бок?

Фридрих:Дорогая, позволь представить тебе князя… о, простите… Конрада фон Кликкенберга, родственника Венцеслава.

Конрад склоняется над рукой Анаэ.

Анаэ (улыбаясь) : Здравствуйте, молодой человек! Друзья Венцеслава — мои друзья, особенно если они не князья, не герцоги и не графы. Рог мне в бок, я столько раз допускала кошмарные ошибки, мой бедный Фридрих, что теперь просто боюсь. Однажды я назвала оберкамергера казначеем, а обращаясь к епископу, сказала «фройляйн». У него была такая свежая мордашка, да еще и сутана фиолетовая, как платье, вот у меня в голове что-то и помутилось.

Фридрих (улыбаясь) : Ого! Фиолетовая?! Да это был сам кардинал! Думаю, мне пора идти. Вы извините меня, господа? Мой ангел, я вас жду. (Выходит.)

Анаэ: Бедняжка! Сколько я ему еще доставлю хлопот с этими именитыми гостями. Представьте же себе, сударь, мое облегчение, когда я вдруг обнаружила гостя без титулов, без привилегий, без церемоний.

Венцеслав (немного краснея) : Э-э-э-э-э… Это… князь Конрад фон Кликкенберг, через три «К».

Анаэ: Он что, немой?

Конрад: Вовсе нет! Почему вы называете вашего мужа «Рогмневбок»?

Анаэ: Я? С чего вы взяли?

Конрад: Вы сами только что спросили его: «Кто это тут бренчит на рояле, Рогмневбок?» — а потом…

Анаэ (смеясь) : А-ха-ха! Да это же просто такое ругательство, мой милый, «рог мне в бок»! Если я скажу вам: «Что это вы такой бледный, черт побери?» — вы же не подумаете, что я называю вас «Чертпобери», правда?

Конрад: Это местное ругательство? Рог мне в бок? (Достает блокнот.)

Анаэ: Мой отец через слово вставлял «Рог мне в бок». А что?

Конрад: Я увлекаюсь этимологией. Ваш отец был из этого региона?

Анаэ: Да, он был местный. Он умер, бедняжка! Бедный, бедный папа! Но это к лучшему! Сейчас ему было бы девяносто лет. Как вы думаете, а мне сколько?

Конрад: Ну-у-у… Как всем нам… Как мне, Венцеславу, Фридриху. Но в любом случае, что значит возраст для человеческих существ, которым после краткого периода сознательного существования, называемого жизнью, суждено обратиться в прах? Я вас спрашиваю!

Анаэ (обращаясь к Венцеславу) : Какой умный! Какой прямой! Это ваш дядюшка, Венцеслав? А что он делает в Вене? Я его никогда не встречала. Он всегда был таким рыженьким?

Конрад: Мне тридцать три года, сударыня. Видите ли, мне кажется, я достиг возраста, когда пора уже взглянуть на так называемый свет, на общество сильных мира сего. Это должно быть поучительно.

Анаэ: Вы так считаете? Прежде всего это забавно, правда?

Конрад: Да, конечно, и это тоже.

Анаэ: Я страшно веселюсь, надо признаться.

Конрад: И имеете на это полное право. Так вам не понравился вальс, который я играл, когда вы пришли?

Анаэ: Нет! Мне по душе более живая музыка, более прямая, знаете ли. Ну, вы понимаете, что я хочу сказать, хи-хи-хи!

Конрад: Вам не нравится музыка, которая разбивает сердце женщинам или, вернее, заставляет его биться сильнее, вселяя в него игривые мысли?

Анаэ: Нет, признаюсь, что все эти преамбулы, все эти штучки кажутся мне пошлыми и совершенно бесполезными. А вам разве нет?

Конрад (с воодушевлением) : Сударыня, я терпеть не могу эту слащавость, эту ложь, эту сентиментальную глупость, которая делает человека только еще смешнее, — то, что обычно называют любовью. Нет, серьезно, что есть вышеозначенная любовь, как не шаткая эмоциональная надстройка, прикрывающая низменные физиологические пульсации, желание или то, что у животных называется попросту гоном или периодом спаривания.

Анаэ (рассеянно) : Как вы правы! Извините, господа, меня ждут гости. Надо забросить крючок туда-сюда и принюхаться — нет ли дичи! Вы понимаете меня, Венцеслав? Тссс!

Она смеется и выходит из комнаты. Венцеслав в изумлении.

Конрад: Неслыханно! Умная женщина — и где? В Вене! В светском салоне! Замечательно!