Татьяна Щербина - Крокозябры (сборник)
- Название:Крокозябры (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ
- Год:2012
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-076319-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Татьяна Щербина - Крокозябры (сборник) краткое содержание
Крокозябры (сборник) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, что со мной произошло? — с порога я стала рассказывать про снежную глыбу. — После этого всю дорогу вспоминала, как на тебя кирпич упал.
— Я тебя и позвала, потому что ни о чем другом думать не могу. Снимай свою шубу повышенной полосатости, на́ тебе тапочки, раз пронесло, значит, ты ничего плохого за отчетный период не делала, но была близка…
— Я? Плохое? Я всегда делаю только хорошее. — Только тут я заметила, что Юля какая-то очень серьезная и встревоженная. Зря я не принесла чилийского вина, сейчас будем пить дрянь: Юля экономит на всем, кроме украшений для головы — компьютерные программы, электронные книги, приставки, примочки. Раньше это были книги, ножи для вскрытия конвертов, пресс-папье, красивые ежедневники и телефонные книги, которые она любила всем дарить. Ее эта книжка пролежала у меня два года. Теперь я обязана ее обиходить, потому что следую принципу: «Если два года не пользовался вещью, выброси ее». — Откуда у тебя бордо? Для меня? Я потрясена, открывай скорей.
— Мне приснился сон, — еще ни разу Юля не рассказывала про сны. — Не просто сон, он не проходит. Мне приснилась она . — Юля произнесла это так, что я сразу поняла, о ком речь.
О жене Седюка мы говорили не раз: это я убеждала Юлю в том, что тот кирпич — ее высказывание, потому что другого языка у нее не осталось, а Юля возражала: «Так ты договоришься до того, что мне мстили с рождения, наслав болезнь». — «Ничего не знаю про твое рождение, ты — теоретик, а я лингвонавт, практик, я путешествую и знаю только то, что вижу, — возражала я. — Кирпич был первым высказыванием, хирурги тебя восстановили, но повело позвоночник, потом язва, астма, мигрени, да ты с тех пор не вылезаешь из болезней! Падаешь, стукаешься, отравляешься и черт знает что еще». Юля возражала, что логичней предположить, что, приобретя квартиру, мечту жизни, и милейшего Седюка, она в чем-то должна была потерять. Потеряла здоровье. Так вот мы с ней беседовали раньше, но сейчас что-то переменилось.
— Во сне она мне сказала: «Верни все как было». С тех пор эта фраза звучит у меня в голове. Что вернуть как было? Если я не пойму этого сегодня, я сойду с ума. Вернуться в тьмутаракань? Я не видела родителей лет десять. Своими ногами туда не доберусь, а у них нет денег на Москву. Даже не представляю, как они выглядят, а телефон, «как дела — нормально — а у тебя — тоже» — это просто звуки в трубке. Куда я там вернусь? Завтра в Люксембург, Седюку надоело жить врозь. Он ушел на пенсию, но сюда переселяться не хочет. А мне там скучно, сидеть и переводить его книги целыми днями.
— И здесь переводишь. Уже вторую. Первая-то скоро выйдет?
— Не спрашивай. Издатель сказал, что книги читают в основном в юности, когда жизнь впереди. Тогда интересно, как оно в жизни бывает и чем кончается. Потом жизнь в разгаре, и читают на пляже и в поездах, заполняя паузы. Как жизненный массив миновали, так просто телевизор смотрят и перечитывают классику — юность вспоминают. А у Седюка, видишь ли, нет целевой аудитории.
— Так наука же для специалистов. Или для меня тоже пойдет? Нет, послушай, издатель твой сказал чушь: что молодежь читает, потому что жизнь впереди. Значит, если новая поросль отвернулась от книг, ей и жизни не причитается?
— Седюк и об этом пишет. Последняя книга называется «Театр речи», о том, что личная, авторская речь из обихода исчезла, а осталась одна актерская. Набор текстов и набор интонаций. Любой из них можно искусственно спровоцировать. Это по материалам лабораторных тестов. Там людей оставляли наедине с видеокассетами. На одной, скажем, угрозы боевиков со зверскими рожами, и испытуемые брызгали слюной от ненависти, произнося общеизвестный текст. На другой — те же боевики, голодные, гонимые, рассказывающие о своем бесправии. Испытуемые требовали немедленно их защитить. Показывали политиков в окружении трех чад, с кошечкой на руках, круглосуточно охраняющих мир, потом их же — скрытой камерой, понятно, что там было. И монологи испытуемых понятны. В результате, эти лабораторные кролики начинали ощущать и собственную жизнь как фальшивку. Их осеняло, что все ложь, от исторической науки до «отче наш», и они замолкали. Не хотели больше произносить ни слова. А подростки скучали на самых бьющих по нервам роликах, для них это все — декорация. И словам они не придают значения.
— Каков вывод Седюка?
— Исчезновение креативной речи. Той, что «вначале было слово». Говорили: «самолет» и делали самолет. А теперь — как если бы шла война. Слова выражают только принадлежность к той или иной армии, как нашивки на погонах.
— И в какой армии ты оказалась?
— Седюк прозвал меня оловянным солдатиком. А я его — ежиком в тумане. Теперь я сама в тумане. Стой-ка, а не означает ли «вернуть», что я должна стать ею ? Я уже почти она , перевожу его книги, болею, скоро с постели не встану. Из своей жизни я вышла, как из компьютерной игры, раз выключишь — ее и нет. Только у меня все было построено как раз на креативном слове: сказала «самолет», есть самолет. Может, мне последовать за ней ?
— Куда?
— Не знаю куда, самоотмениться, escape .
— Ну уж нет, — возмутилась я. — Я записала тебя в книжку, и я категорически против траурных рамок, вычеркиваний, ими у меня нынешняя полна и все пополняется и будет пополняться, пока я ее не сменю. Это же притяжение: деньги к деньгам, живые люди к живому алфавиту, а я не готова признать язык — мертвым и алфавит — филькиной грамотой. Не готова — значит, так не будет. И ты не поедешь ни в какой Люксембург, а здесь никто не узнает из книг Седюка, что человечество умножилось на ноль, потому что издатель прав. Останься, слышишь!
Напрасен был мой пламенный монолог. Я не имела над Юлей власти, потому что она не причинила мне ни малейшего зла. А мадам Седюк власть над ней имела. Нет, формально Юля не сделала ничего плохого, но она, несмотря на свою говорящую фамилию, была неправа. Как неправильно настроенный инструмент, которому легко навязать чужую партию. Она обращалась с другими как с персонажами ее, Юлиной, компьютерной игры. По правилам грамматики классического мира это ошибка. Стилистическая. Юлины контрагенты — не мульты, они живут в одном с ней алфавите. Это так отчетливо видно в телефонной книжке. Но Юля такой книжки никогда не заводила: телефоны тех, кто ей был нужен, она помнила наизусть, остальные звонили сами.
Я, как лингвонавт, сенбернар, спасающий не в горах, а в потоках речи, могла бы спасти Юлю, но что значит спасти? Чтоб она сменила фамилию и не принесла себя в жертву жрецу-брахману? Тогда дар так и спал бы в упаковке и не смог бы себя дарить. Юлино будущее уже определено: мадам Седюк простит ее, потому что Юля доиграет игру, с которой та не справилась. Немудрено, что не справилась: это с алхимиком или фальшивомонетчиком легко, бумага превращается в деньги, свинец в золото, булыжник в философский камень, а когда наоборот… Но на пенсии Седюку придется стать жрецом, для того ему и вручили дакшину. Он сам этого хотел.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: