Роман Солнцев - Дворец радости

Ну, можно много чего вспомнить, но вы, конечно, ждете, когда про Дворец радости? Не думайте, что забыл... То, что я маленько рассказал, это как бы подступы к заявленной великой теме... Вот слушал я этих щедрых людей, обнимался с золотозубыми девицами и парнями (тоже золотозубыми), потрясенный их жизнью, которая как бы сплошной праздник, и все думал: а где же изнанка? Ведь не может быть, чтобы все они так радостно жили. Я внимательно вглядывался в лица виноградарей, механизаторов, пожилых женщин, которые тоже встречали нас, выстроясь у дороги, и не видел угрюмых лиц, какие у нас на Руси, не слышал злых окриков, не видел пьяных... Может, правда, все они счастливы, зарабатывая в поте лица своего хлеб свой, как написано в Книге всех времен? Или перед нами - результат жесточайшей восточной дисциплины: улыбайтесь, приехали гости? Я попытался было с каким-то простоватым дядькой переговорить, он, кажется, механик (судя по черным рукам, по измазанной машинным маслом одежке), но, увы, на все мои вопросы южный человек радостно отвечал: "Спасибо!.. Приезжайте еще!.." Я уж не хотел упоминать, но упомяну совершенно невероятную встречу в каком-то хозяйстве: к нам подошли НАШИ читатели. В частности, местная учительница русского языка протянула мне мою самую первую "московскую" книжку:

- Пожалуйста, если вам не трудно, подпишите ее для моих учеников, для нашей сельской школы.

Книжка выглядела если не читанной, то хотя бы пролистанной. Я расписался на титульной странице, а учительница сказала:

- Мне очень понравился образ комбайнера, который влюбился в девушку из соседнего аула... Когда ему кажется, что в поле ржи... так, да?.. ходит ее маленький жеребенок, и она его ловит... а он боится их задеть комбайном...

Читала! (Готовилась! Но все равно приятно.) И точно такие же разговоры ожидали всех писателей, приехавших в гости к виноградарям глубинки...

- Слушай, - совершенно очумел от радости Михаил из Мурманска. - Да они тут, бля... лучше знают мои книги, чем мои земляки! Два партработника даже поспорили, как понимать образ мичмана, героя одного моего романа...

- Да, - вырвалось и у меня. - Сказочная, неправдоподобная поездка. Начинаешь верить не только в официальное, так сказать, братство народов, но и в интерес друг к другу... А мы-то - лопухи! Никто не вспомнил стихов Рудаки или Омара Хайяма...

- Не подготовились, - хмуро кивнул Михаил. - Ты не помнишь?

- Про вино помню, а удобно?

- Их великий поэт! Чего ж неудобно?!

Неловко лыбясь, как деревенский дурачок, я подошел к одному из секретарей СП с более или менее еще незакаменевшим лицом, пробормотал, что вот, помню стихи Хайяма, не прочесть ли? Тот шепотом спросил разрешения у "классика", но, к моему удивлению, "классик" еле заметно покачал головой: не надо. Вот те раз! А хозяева, принимавшие нас, продолжали хвалить наши книги, цитировали Пушкина и Маяковского, и наливали, наливали... В ответ наш краснолицый главный писатель сказал:

- Мы любим вашего замечательного народного героя, остроумного и мудрого Ходжу Насреддина... Однажды, говорят, Ходжа Насреддин пошел на базар и увидел, как один жадный торгаш обманывает бедняка... - Краснолицый литературный вождь, наиздававший, как я немного позже узнал, в СССР и в странах соцлагеря столько своих книг, что вышел на второе место после Ленина, но внешне очень скромный, с тихим голоском, довольно гладко пересказал одну из многочисленных баек про Ходжу и заключил: - Я поднимаю этот тост за мудрость вашего народа, за юмор вашего народа, за счастье вашего народа!

Переглядываясь, восторженно (мол, какой молодец большой русский гость!) ему аплодировали все, в радиусе пяти-шести километров. А я, сокрушенно утирая лоб платком, осознавал: вот, значит, как!.. из всех нас ОН подготовился. И этого было достаточно. А я со своей самодеятельностью мог только спутать годами налаженный ритуал торжественной встречи. Но это я позже понял. А тогда подумал: ничего, как-нибудь в другом месте отблагодарю стихами Омара... Мы, русские провинциальные писатели, тоже не лыком шиты...

И вот - Дворец радости. О, мой сосед по палате, досточтимый господин с пробитой головой, лежите и не двигайтесь - я вам изображу, как в телевизоре, то, что я видел, в лицах. Ну, прежде всего, конечно, я никак не похож на цветок розу... и не похож на мальву... или еще на какой огненный восточный цветок... Но представьте - цветы, цветы, цветы. Я уж не говорю: фонтаны, фонтаны... И чекисты, чекисты... И золотозубые, золотозубые... И все ждут, когда приедет САМ. Мы товарища Гейдара Алиева еще не видели, но сегодня увидим. Это он принимает нас во Дворце радости. Мы стоим в холле под белой лестницей, напротив дверей, выстроясь в линейку. Здесь писатели пятнадцати республик, в большинстве своем люди пожилые, много фронтовиков. Наш руководитель волнуется, достал листочек, шевелит губами. И почему-то невероятно душно. То ли вентиляторы не справляются (на улице жара, бродят грозы, но дождя все нет и нет), то ли сказываются три или четыре дня (я уже путаюсь) наших экскурсий по виноградным полям, где стоят белые столы и течет сладкое шампанское рекой... Сердце почему-то очень гулко колотится в грудной клетке, и время от времени поворачивается, как боксерская перчатка, чтобы ударить как-то иначе... Господи, лишь бы сознание не потерять, вот будет стыд.

Наконец, некое дуновение прошло по Дворцу радости - подъехали машины, и се - шагает впереди свиты, победительно улыбаясь всеми зубами, высокий, совершенно лучезарный восточный человек. Почти без акцента обращается к нашему "классику", что-то говорит о значении письменного слова в деле воспитания человека будущего и показывает рукой вверх. И сразу же туда устремляются молодые смуглые с небольшими усами мальчики в штатском, а золотозубые девушки устраивают живой коридор, кланяясь и роняя на ковры лепестки белых роз. И Хозяин рядом с нашим Первым идут, скромно потупясь, на второй этаж, и мы, естественно, следом. Где-то на середине лестницы у меня темнеет в глазах, закружилась голова. Я хотел было приостановиться и опереться о гладкие мраморные перила, но словно боком наткнулся на железный борт грузовика - с улыбкой меня подвинул прочь один из малозаметных людей. Я не понял, почему он это сделал, но машинально пошел-таки вместе со всеми дальше, надеясь, что до стола дойду, а там коньячок мне поможет... Нас предупредили, что нужно садиться только на свое место: "Ищите карточку с вашей фамилией". Столы стояли буквой "П", и стулья были поставлены только с внешней стороны столов. На вершине "П", прямо посередине, уже восседал, склабясь, но глазами как бы уйдя в глубокие раздумья, Гейдар Алиевич, справа от него шмыгал носом наш багроволицый "классик", слева прикипел к стулу массивный человек серого цвета, с седыми усами, со стальными глазами. Он ни разу не улыбнулся, и я до сих пор не знаю, были ли у него зубы золотые, как у большинства, или обыкновенные. Он на протяжении всего вечера угрюмо сопел, разглядывая гостей одного за другим. Я, шатаясь, тащился мимо стульев и никак не мог найти свою карточку. Я уже обогнул угол и пошел к "президиумному" столу, как меня снова кто-то остановил незаметным движением - мне почудилось, я наткнулся на невидимый сейф. Кажется, это сделал улыбающийся официант.