Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки

Один раз клеили мы с маменькой обои у меня в квартире.

Дошли до крохотного коридорчика, эдакого выверта перед сортиром. Стала я обои тряпкой разглаживать, а вот то, что там, под обоями розетка со снятой накладкой — забыла.

Кэ-э-эк меня шарахнет, хорошо, лететь недалеко, некуда. Я сначала заблеяла что-то, потом все слова вспомнила, которым меня на заводе научили. А маменька сложилась вдвое и ржет как конь. Вернее, как лошадь ржет.

— Чего это вас, маменька, так разобрало?

А она отвечает:

— Мы так с папой твоим обои клеили. Он мне: «Прижимай, прижимай сильнее!», ну, и ситуация аналогичная, так же, как ты, и отлетела. И слова заводские сказала. На что Александр Васильевич и выдает: «Какой кошмар! Люда, как тебе не стыдно! Почему ты ругаешься, как портовый грузчик, — видишь же, двести двадцать тебя не берет!»

С другой стороны, такие мелочи, как, например, в какую школу я хожу, или в какой класс — его абсолютно не трогают.

Когда маменьке исполнилось 35 лет, она сказала:

— Тихо, ша! Это становится опасным. Поэтому на этом возрасте и остановимся.

И далее на вопрос о возрасте каждый раз уверенно отвечала: «Мне 35!» Поскольку маменька не то чтобы прям так уж юная нимфа внешне, но очень позитивна по отношению к жизни и уверенно носит свое доброе лицо, то никто и не возражал, а наоборот, верили.

И папа тоже верил. Потому что у мужчин вообще с датами слабовато. Они, пупсики, не понимают, когда настоящая женщина целый день ходит обиженная на то, что «этот козел не поздравил меня с четырнадцати-с-половиной-летним юбилеем первого вручения им мне букета!». Тут я с мужиками согласна: хочешь, чтобы мужчина вспомнил дату, — скажи ему об этом за неделю. И не успокаивайся на этом, дурочка, напоминай каждый день, а накануне два раза. Причем не в стиле «ты помнишь, о чем я тебе говорила?», потому что он, конечно, не помнит. А говоришь: завтра такой-то праздник, не поздравишь — убью.

Я так хорошо об этом знаю, потому что эта замечательная черта есть у меня в полной мере. То есть моя мужская составляющая явно перевешивает женскую. В папеньку я, значит. Однако если мужчине много раз повторить какую-нибудь цифру, то он ее, возможно, запомнит. Вот так и с тридцатью пятью мамиными годами.

Многократно слыша эту цифру, папа проникся и теперь уже точно знал, сколько лет его жене.

И вот, однажды коллеги по работе (ГОИ, где Александр Васильевич трудился всю свою сознательную жизнь) спрашивают:

— Саша, а Людмиле-то сколько лет? Не знаешь, наверное?

На что преисполненный гордости папа отвечает:

— Почему это не знаю? Знаю! 35! — И обводит коллег победоносным взглядом.

Сотрудник Сережа ехидно:

— А Галка, кстати, уже институт закончила. И трудится, вон, в соседнем отделе! — это он папеньку уесть думал.

На что папа не менее гордо:

— Ну и что! Возможно, она когда-нибудь даже станет старше!

Когда мы по возрасту сравнялись, мама выбрала другую цифру — 55. С ней теперь так и живет.

А еще у папы есть привычка доходить до сути всего. Подход такой. Вот например.

Затеяли мы однажды ремонт.

Добрый мой отец совершил перестановку мебели от одной стенки к другой. В процессе переезда обнаружилось некоторое количество вещей, которые как-то не замечались в последние несколько лет.

А я пришла с работы. Сходила в магазин. Приготовила ужин. Накормила семейство. Помыла посуду. Потом пол (а голова, между прочим, болит). Села к компьютеру. А ноутбук у меня стоит на подоконнике в кухне. И я перед ним на табурете.

А вот тут и папа пришел. С барометром, который он нашел на стенке. Причем, надо заметить, в нашем доме два барометра. И это не потому, что мы такие уж фанаты контроля атмосферного давления, а просто мамуля моя хрен знает сколько лет работала в институте, полном мореманов. Поэтому и дарили ей такие странные до ужаса подарки.

Вернемся к барометру. Папа осмотрел его критически. Вытер пыль. Обнаружил патину на металлических частях — принес пасту ГОИ и сделал барометр блестящим и сияющим. Потом принес отвертку и разобрал прибор на составляющие. Потом попытался собрать — но не тут-то было. Потому что конструкция совковая — винтик, которым крепится механизм, закреплен гайкой. Потом, в процессе производства, наложены стрелки, стекло, металлический обод. И обод завальцован. Поэтому при вывинчивании винтика конструкция распадается на составляющие, но обратно не собирается.

Следующие два часа проходили с большой помпезностью — винтик вырывался из рук упорного папы и улетал по загадочной траектории в некоторую область кухни. Папа тихо интеллигентно матерился и начинал его искать. В первом же поиске он решил осмотреть пол вокруг табурета, для чего следовало подвинуть табурет. Та мелочь, что на табурете сижу, уткнувшись в экран, я, папу ничуть не смутила.

Счастливо избежав падения и перелома спины, я говорю этому мужчине, который родный отец:

— Папа! — говорю я ему. — Завтра обои клеить, может быть, вы меня уже после этого убьете или покалечите?

— Какая ты нежная, подумаешь! — ворчливо отвечал мне папа и продолжал бросаться винтиком, привлекая для его поисков всех попадающих в поле зрения членов семьи и двигая стол, кухонный уголок, пустой табурет, меня на табурете. А также передвигаясь по кухне в стиле «гамадрил в горах», то есть на четырех полусогнутых конечностях.

И вот — придумана новая оригинальная схема, разработан план — винтик таки завинчен! Прибор собран! В доме праздник!

Счастливая улыбка папы сопровождает слова:

— Ну вот, теперь я могу его со спокойной совестью выбросить!

Трудовая деятельность моя в ГОИ длилась до того момента, пока не грянул девяносто первый год. И совсем мы было загрустили — зарплату не платят, на работу ходить не разрешают. Правда, и тут нам повезло.

В тяжелые времена наш начальник лаборатории очаровал некоего канадского профессора, который выбил денег, и мы всей лабораторией уволились из Оптического института. Стали самостоятельной единицей.

Начальником Сережа был хорошим. Талантливый администратор, харизматичная личность, он так строил свои огромные еврейские глаза, что руководство канадской компании тут же открыло филиал в Питере. Где мы все и работали.

Да, нельзя отказать Сереге и в научной мысли. Мысль была. Но вот появлялась она у него очень оригинально.

Легкое отступление — я выполняла в фирме множество разнообразных функций. И в том числе была секретарем и делопроизводителем. И еще кадровиком. И еще меня иногда в налоговую посылали, потому что главбухом у нас была Сережина жена.

Как секретарь я обещала любимому начальнику, что я на свои небольшие деньги куплю ванну, куда поставлю его стол, стул и компьютер.