Галина Хованова - Среда обитания приличной девушки

Один из произведенных нами приборов был с водяным охлаждением. И в системе этого охлаждения был патрубок, который было необходимо загерметизировать, чтоб водичка не капала. И еще было бы неплохо, чтобы герметик снимался и был темным. А на Съездовской линии открыли один из первых кооперативных магазинов. Я заходила туда любоваться разнообразными предметами. Особенно меня радовал унитаз золотого цвета, на нем так жизнерадостно скакали солнечные зайчики. И вот, разглядывая витрину, я увидела ЭТО! И срочно побежала на работу, рассказывать коллегам, какого счастья я нашла.

Гордая, как китобой у туши кита, я донесла до ребят информацию. Они подхватились, Васька сунул в карман штанов патрубок, и мы, как кавалерия в атаке, понеслись в магазин.

Далее картинка. В коммерческую лавку врываются девушка (типа, я) и три молодых мужика. Девушка с огнем в глазах и в предвкушении триумфа кричит продавщице:

— Скажите, пожалуйста, у вас черные презервативы есть?

Продавщица говорит, что есть. Девушка, шевеля губами и явно считая что-то в уме:

— Тогда нам… 20 штук! — И далее: — Васька, доставай, счас примерим!

После чего один из мужиков начинает расстегивать куртку, а там в штанах что-то очень существенное…

Потом, конечно, он это существенное достал. И один мы тут же примерили. Облегчение, с которым выдохнула продавщица, мы не оценили.

Наше канадское начальство было совершенно прозрачным, как сосулька в марте.

Головное предприятие находилось, как ему и положено, на канадчине, в Квебеке. И начальство находилось там же. Питерский филиал контора открыла исключительно благодаря обаянию и харизме моего непосредственного начальника, ну, того, который тумблеры все время переключал. И вот однажды профессор Клеменс, куратор нашего филиала, решил посетить Россию.

Поскольку из Питера прямых рейсов не было, то путь его должен был лежать и туда и обратно через Москву. Иностранцы, надо отметить, тогда были совершенно непуганые и очень непосредственные.

Потусовавшись в городе на Неве, поговорив о том о сем с нашим начальством, удовлетворившись качеством производимой нами продукции, наш гость собрался домой. А вот чтобы он доехал до своей канадчины без приключений, меня и моего коллегу Диму отправили вместе с ним в командировку в Москву. И задача стояла следующая — взять профессора, довезти его без приключений на поезде в вагоне СВ до столицы, потом доставить в аэропорт и посадить в самолет. Дима-то просто ехал в Москву в командировку, а меня послали для того, чтобы я помогла Клеменсу в быту, поскольку на английском он говорил из рук вон плохо, а я понимала три слова по-французски.

Выехали мы поздно, профессор сразу заснул и так и не высунулся из своего купе, которое для его спокойствия было оплачено целиком.

Первой радостью было утреннее посещение профессором туалета. Нет, это хорошо, что было душно, и меня вынесло в коридор в шесть утра. И, протирая глаза, я себе не поверила, решила, что снится. По коридору в направлении туалета в халате и белых носках шел Клеменс, намереваясь совершить утренние процедуры. Я еле успела перехватить его на пороге и объяснить, что неплохо бы для посещения туалета надеть какую-нибудь обувь.

«Зачем?» — вопрошал он меня, глядя большими наивными глазами из-за стекол очков. Тогда пришлось открыть дверь и показать ему — зачем. Нет, в СВ сортир, конечно, не такая помойка, как в плацкарте, но я бы не рисковала посещать его практически босиком. Профессор хмыкнул, но внял голосу разума.

Потом мы посетили московский филиал, где нужно было оформить какие-то бумаги, целый день до позднего вечера проторчали там и двинули на выход из страны.

До аэропорта мы добрались практически нормально. А тут сюрприз — рейс откладывается на два часа. Нужно ждать и развлекать заморского гостя разговорами. Господи, как же это непросто. Во-первых, нужно как-то светски беседовать на языке, который я не откапывала из могилки со школы. Во-вторых, нужно как-то по-человечески реагировать на его сетования, что вот, мол, дома травка на газоне уже как полторы недели не стрижена, и это для него така-а-ая проблема.

Тоже мне, о проблемах он будет мне говорить — девяносто первый год на дворе был, все по талонам, 250 грамм подсолнечного масла на месяц — а у него травка, понимаешь. И сидит, зараза, весь лучится оптимизмом.

Пойдемте, говорит, Galine, кофейку изопьем и съедим чего-нибудь. Съесть — это, конечно, было бы здорово. А то мы в поезде позавтракали домашними припасами, в обед выпили чаю с бутербродом в буфете, пока директор московского филиала профессора в ресторане ублажал разговорами, а вот поужинать не случилось. И к одиннадцати вечера тот часовой бутерброд уже подзабылся.

Ну, поднялись мы с ним в кафе. А в Шереметьево чашка кофе стоила тогда — ай да ну! Семь долларов по курсу она стоила, а денег у меня впритык, потому что Клеменс возжелал ехать до аэропорта на такси, и все денежки, которые нам дали, я туда и потратила. А своих почти и не было. Посмотрела я, посмотрела и говорю:

— Чего-то, мол, не хочется мне кофею, прямо воротит от одного вида. Я вот лучше водички из-под крана попрошу.

Дальше как в харчевне «Три пескаря» — Клеменс делает заказ, берет какое-то мясо с гарниром, десерт, фрукты, кофе и эдак роскошно:

— А для дамы — стакан воды!

Сели мы за столик, он кушает культурно, я водичку свою пью не менее культурно. Надо ж как-то незаметно сглатывать слюну. А за соседний столик присел молодой человек интересной наружности. Весь такой восточный, волосы в косу заплетены, снял с плеча рюкзак (дорогой, кожаный), а коробочку, которую держал в руках, на стол поставил. Принес себе с раздачи какие-то котлетки с картошкой и стал одну котлетку прямо в пыль разминать. Ну, мы с профессором обсудили, что, видно, совсем у парня плохо с зубами, раз он так старается.

Это мы зря обсудили. Он коробочку открыл и вытащил оттуда… хомячка, думаете? Если это был хомячок, то длинный, очень стройный, без лапок и даже без шерсти. С красивым раздвоенным языком. И стал этот хомячок котлетку жрать. А Клеменс как раз перестал.

Даже жевать забыл. Смотрит, как загипнотизированный, на эту змейку и явно впадает в транс. Я его под локоть, конечно, пихнула — типа, хватит уже, жуй дальше. Он сглотнул судорожно и шепчет мне:

— Это точно арабский террорист! Если он полетит со мной на одном рейсе, я останусь в Москве!

Вижу — дядька мой совсем не в адеквате. Испугался сильно. Я уж ему и так рассказываю, что змея — не бомба и даже не пистолет, что если парень с животным, значит, есть какие-то разрешения, иначе бы его не пустили в самолет. И вообще, может, он провожает кого-то или встречает. Но не помогало ничего. Я бы так и провела последние часы под прессингом испуганного профессора, если бы ему не пришло в голову, что у него остались русские рубли, которые срочно нужно обменять на доллары.