Сергей Устинов - Все кошки смертны, или Неодолимое желание

― А кто вот этот, с бородой? ― поинтересовался я, показывая на золоченую раму.

В ответ доктор осуждающе покачал головой и посмотрел на меня так, будто я сморозил какую-то глупость.

― Этого с бородой, молодой человек, зовут Зигмунд Фрейд.

― Ну точно, Фрейд! ― с силой хлопнул я себя ладонью по лбу. ― Толкование сновидений!

После чего счел нужным пояснить:

― Была у меня в агентах одна гадалка, жуткая, между нами, мошенница. У нее была картинка-перевертыш, она ее перед сеансом всем клиентам демонстрировала: сперва смотришь, вроде голая тетка с длинными волосами. А приглядишься ― лицо этого самого Фрейда: нос, лысина, бородка. Вот так и сны, говорила, видишь одно, а понимать надо другое. Она тоже по снам будущее предсказывала, и знаете, что самое интересное? Иногда сбывалось!

― Боюсь, я вас разочарую! ― морщась, словно от неприятного запаха, прервал меня Ядов. ― В отличие от вашей… э… агентки… Зигмунд Фрейд будущего по снам не предсказывал. Он был великим психиатром и занимался исследованиями подсознания, в том числе использовал для этого сны людей.

― И тоже немножко… того? ― с сочувствием спросил я, кивая на соседствующие с ним изображения.

― Нет, ― ухмыльнувшись одними уголками губ, покачал головой Ядов. ― Как вообще свойственно всем психиатрам ― да. Но не более. А висит он здесь, потому что докторскую я писал по некоторым новым методам лечения с помощью психоанализа. Который Фрейд открыл и ввел в научный обиход. Вы хоть знаете, что такое психоанализ?

― В общих чертах, ― промямлил я. ― Оговорки по Фрейду?

― Вот именно, ― кивнул он, как мне показалось, с некоторым даже удовлетворением от демонстрации моего невежества. После чего заговорил медленно, как с ребенком, явно подбирая слова попроще, более доступные моему пониманию:

― Чтоб вы знали, оговорки это даже не столько психоанализ, сколько всего лишь один из подтверждающих теорию примеров. Главная же заслуга Фрейда в том, что он открыл существование подсознания, или, как он это называл, бессознательного. Куда вытесняются многие наши эмоции, детские обиды, страхи, давние психические травмы. Мы уже не помним о них, но они живут там, в глубине подсознания. И могут стать причиной психических отклонений. Так вот, психоанализ Фрейда ставил задачу вытащить их оттуда наружу, вместе с больным разобрать, растолковать их, а значит, сделать нестрашными и неопасными. Короче, нейтрализовать. Кстати, за сто лет эта наука сильно продвинулась и видоизменилась…

Мне показалось, что я снова увидел просвет в линии обороны, и живо рванул туда в надежде найти слабое место и как-нибудь разговорить неприступного доктора:

― Насколько я понял, вы тоже принимали в этом участие?

― По мере сил, по мере сил… ― пробормотал Ядов, но научная добросовестность потребовала уточнить: ― И в достаточно специфической области.

― В какой? ― тут же уцепился я.

― Не уверен, что это будет вам интересно, ― пожевал доктор губами, но все-таки не удержался, ответил: ― Я занимаюсь ролевыми играми.

Думаю, этим он хотел и ограничиться. Но выражение моего лица и собственные профессорские привычки не позволили ему оставить слушателя в состоянии туповатого непонимания. Вздохнув, он нехотя продолжил, но отрывисто, почти тезисно, как бы давая понять, что не намерен читать профану пространные лекции:

― Это, если хотите, театр. Пьеса на заданную тему. Не просто словесный разбор ситуации, а проигрывание ее. Вернее, разыгрывание. С поиском иных поворотов и финалов. Цель ― во-первых, лабилизация…

э… смягчение последствий, например, имевшей место когда-то в прошлом, часто в детском возрасте, психической травмы. А во-вторых, необходимая сублимация… Вы знаете, что такое сублимация?

― Пока нет, ― признался я.

― В очень общем виде сублимация ― это переключение. Такой защитный механизм психики, который перенаправляет аффективные влечения в более, скажем так, приемлемое русло. Классический пример: у вас садистские наклонности ― займитесь хирургией. А если вернуться к нашей теме, то речь идет о переориентации больного либидо, то есть извращенного сексуального влечения, на более безобидную цель, благодаря чему и будет снято внутреннее напряжение.

― Ага, ― сообразил я. ― Надо подсунуть насильнику резиновую куклу из секс-шопа.

― Довольно вульгарный подход, ― неодобрительно пожевал губами доктор. ― Хотя и такой метод имеет место, особенно при попытках самолечения. Мы скорее говорим о переключении на социально приемлемые цели, например творчество. Творческий подход к роли позволяет заново, причем изнутри, пережить давние травмирующие события, в идеале ― добиться катарсиса. Про катарсис вы тоже не слышали?

Я отрицательно помотал головой.

― Греческое слово. Имеет массу толкований, но ближе всего к нашей теме ― очищение через переживание чужой трагедии или драмы, обычно в театре. Только у наших пациентов драмы ― свои собственные.

― Все ясно, ― кивнул я с видом понятливого ученика, сам в то же время прикидывая, как бы это половчее и без лишнего скрежета перевести стрелки на нужные мне рельсы, не попав при этом снова под паровоз. ― Значит, чтобы стать психом, надо иметь либо проблемы в детстве, либо родственников в анамнезе. ― И тут же ловко, как мне самому хотелось верить, ввернул свое: ― Мы ведь, собственно, про это вчера с вами и толковали, помните? У Шаховых-Навруцких во всех поколениях то суицид, то садомазохизм, то нимфомания. А вчера вот и до галлюцинаций докатились…

Но Ядов категорически отказался заглатывать блесну. Проговорил, снова недовольно насупившись:

― Я уже вам сказал и повторяю еще раз: ничье здоровье я с посторонними обсуждать не намерен.

Сам себе я не казался таким уж посторонним в этой истории. Мое собственное здоровье, причем не только физическое, тоже понесло в недавнее время определенный урон. Но предполагал, что мои доводы не обязательно покажутся психиатру убедительными. И все же решился на последний, фланговый удар.

― Ну, что ж поделаешь, понимаю: профессиональная тайна и все такое… Но о Нинель-то говорить можно? Она мертва. И там по всем признакам либо убийство, либо доведение до самоубийства. Как ни крути, без ее психологического портрета следствие не обойдется…

Ядов ухмыльнулся. То есть нет, конечно. Это была не ухмылка ― это был оскал, нехорошо искрививший ему губы. Но профессор после короткой борьбы совладал с ними, заставив вновь артикулировать вежливые и обкатанные, как речная галька, слова:

― Помнится, в нашу прошлую встречу вы уже использовали этот аргумент ― насчет компетентных органов. Тогда я даже попался, позволил себе пооткровенничать. Но ничего хорошего из этого не вышло: чувство меры вам неведомо. Поэтому давайте договоримся: следствие так следствие, ему и карты в руки. А мы с вами, милейший, никаких разговоров об этой семье больше не ведем.