Марио Льоса - Город и псы

– Арану оставили без увольнительной, – сказала Тереса, стараясь не смотреть на тетю и Альберто. – Сеньор пришел по его поручению.

«Сеньор?» – подумал Альберто. Он постарался поймать ее взгляд, но теперь она смотрела в пол. Женщина выпрямилась и распростерла руки. Улыбка исчезла, но еще улыбались скулы, широкий нос, свиные глазки, полузакрытые мешками век.

– Бедненький, – говорила она. – А матери-то каково, у меня тоже детки были, я знаю, что такое материнские слезы, всех Господь прибрал, вам этого не понять; в ту субботу, значит, придет; вот она, жизнь-то, а вам, молодым, лучше про такое и не думать; вот что вы мне скажите, куда вы поведете Тереситу?

– Тетя, – сказала Тереса, и губа ее дернулась. – Он зашел передать поручение. Он совсем не…

– Вы обо мне не беспокойтесь, – великодушно, смиренно, понимающе говорила тетка. – Молодым без нас-то лучше, сама была молодая, а вот и старость пришла, да, жизнь, она это… и вас припечет, плохо старым-то, вот слепну…

– Тетя, – снова сказала девушка. – Пожалуйста…

– Если разрешите, – сказал Альберто, – мы можем пойти в кино. Если вы не против.

Девушка опять смотрела в пол. Она молчала и не знала, куда девать руки.

– Приведите ее пораньше, – сказала тетка. – Молодым поздно гулять нельзя, дон Альберто. – Она обернулась к Тересе. – Иди-ка сюда. С вашего разрешения, сеньор…

Она взяла Тересу за руку и повела в другую комнату. Слова долетали до него плохо, точно их уносил ветер, – он разбирал каждое в отдельности, но связи не находил. С грехом пополам он понял, что Тереса не хочет идти, а тетка, не отвечая ей прямо, набрасывает крупными мазками портрет Альберто, вернее – некоего идеального существа, богатого, красивого, шикарного, – словом, мужчины что надо.

Занавеска приподнялась. Альберто улыбался. Тереса сжимала руки: она была смущена и недовольна еще больше, чем раньше.

– Идите, – сказала тетка. – Она у меня воспитанная. Я ее не со всяким пущу. Не поверите, она очень работящая, даром что тощенькая.

Тереса пошла к дверям и пропустила его вперед. Дождик перестал, но пахло сыростью, и скользко блестел асфальт. Альберто пошел с краю тротуара. Вынул сигареты, закурил. Взглянул на Тересу искоса. Она ступала неуверенно, мелкими шагами и смотрела вперед. Молча дошли они до угла. Тереса остановилась.

– Мне сюда, – сказала она. – У меня тут рядом подруга. Спасибо за все.

– За что? – сказал Альберто.

– Пожалуйста, извините тетю, – сказала Тереса. Теперь она смотрела ему в глаза и казалась много спокойней. – Она хорошая, так для меня старается.

– Да, – сказал Альберто. – Она очень милая. Такая любезная.

– Только говорит много, – вдруг сказала Тереса и засмеялась.

«Некрасивая, а зубы хорошие, – подумал Альберто. – Интересно, как он ей объяснялся?»

– Арана рассердится, что ты со мной пошла?

– А ему-то что? – сказала она. – Мы первый раз собирались встретиться. Разве он вам не сказал?

– Почему ты говоришь мне «вы»? – спросил Альберто.

Они стояли на углу. По улице ходили люди. Снова накрапывал дождик. Легкий, негустой туман спускался на них.

– Ладно, – сказала Тереса. – Давай на «ты».

– Давай, – сказал Альберто, – на «вы» трудно, как старики.

Они помолчали. Альберто бросил сигарету и притушил ногой.

– Ну, – сказала Тереса, протягивая ему руку, – до свиданья.

– Вот что, – сказал Альберто. – К подруге сходишь завтра. Пошли в кино.

Она стала серьезной.

– Не стоит, – сказала она. – Правда. Ты, наверное, занят.

– Все равно, – сказал Альберто. – А вообще-то не занят, честное слово.

– Ну что ж, – сказала она и протянула руку ладонью вверх. Она смотрела в небо, и он увидел, что глаза у нее светятся.

– Дождь идет.

– Моросит.

– Сядем в экспресс…

Они пошли к проспекту Арекипа. Альберто закурил.

– Только что одну бросил… – сказала Тереса. – Ты много куришь?

– Нет. Я только в свободные дни.

– А там у вас нельзя?

– Нельзя. Но мы курим потихоньку.

Теперь дома были выше, кварталы – длиннее, и больше попадалось прохожих. Какие-то парни в рубашках что-то крикнули Тересе. Альберто дернулся к ним, она его удержала.

– Брось, – сказала она. – Не обращай внимания. Глупости.

– Нельзя приставать к девушке, если она не одна, – сказал Альберто. – Это хамство.

– У вас в училище все отчаянные!

Альберто покраснел от удовольствия. Вальяно прав: бабам кадеты нравятся, не в центре, конечно, а вот в таких районах. Он заговорил об училище, о распрях между курсами, о строевых занятиях, о ламе и о собачке Худолайке. Тереса слушала его внимательно и смеялась где нужно. Потом она рассказала ему, что работает в центре, в конторе, а раньше училась на курсах стенографии и машинописи. На остановке «Школа Раймонди» они сели в экспресс и слезли на площади Генерала Сан-Мартина. Богач и Мексиканец слонялись по тротуару. Они оглядели Тересу с головы до ног; Мексиканец улыбнулся и подмигнул Альберто.

– Что ж вы не в кино?

– Дамы не явились, – сказал Богач. – Пока! Заходи.

Он услышал, что они шушукаются за его спиной; и ему показалось, что косые усмешки густо, как дождик, посыпались на него со всех сторон.

– На какую картину ты хочешь? – спросил он.

– Не знаю, – сказала она. – Все равно.

Альберто купил газету и стал читать с выражением названия картин. Тереса смеялась, прохожие оборачивались. Наконец решили идти в «Метро». Альберто купил два билета. «Если б Арана знал, на что пошли его деньги, – думал он. – И к Золотым Ножкам не попаду…» Он улыбнулся Тересе, и она улыбнулась ему. Они пришли рано, зал был полупустой. Альберто разошелся; он не стеснялся Тересы и с ней пустил в ход все остроты, словечки, анекдоты, подхваченные у ребят.

– Это кино красивое, – сказала она. – Шикарное.

– Ты тут не была?

– Нет. Я редко хожу в центре. Работа поздно кончается, в полседьмого.

– А ты любишь кино?

– Ой, очень! Я смотрю каждое воскресенье. Только там, у нас.

Картина была цветная, с танцами. Танцор-эксцентрик смешил вовсю – путал имена, спотыкался, гримасничал, косил. «Кривляется, как баба!» – подумал Альберто и обернулся; Тереса не сводила глаз с экрана, самозабвенно полуоткрыв рот. Позже, когда они вышли, она заговорила о картине, как будто он ее не видел. Она расписывала туалеты, драгоценности и, вспоминая комические сцены, хохотала до упаду.

– У тебя хорошая память, – сказал он. – Как ты все это помнишь?

– Я ж тебе говорила, люблю смотреть кино. Прямо все забываю, будто в рай попала.

– Да, – сказал он. – Я видел. Ты была как зачарованная.

Подошел экспресс; они сели рядом. Площадь Сан-Мартина была полна народу – посетители хороших кино шли в свете фонарей. Квадрат мостовой кишел машинами. Не доезжая до остановки «Школа», Альберто дернул звонок.