Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы

— Хорошо, хорошо, я прямо сейчас поеду к следователю и поговорю с ним лично, — без особого энтузиазма в голосе заверил он меня и снова, не подав руки, вышел из комнаты.

Разговор, конечно, мне пришелся не по душе, оказывается, и правда вешают убийство, которое я не совершал, это добавляло головной боли. Но был и положительный момент, который я отметил про себя, — это то, что удалось около получаса поговорить на нормальном русском языке за последние полтора месяца.

Комната для свиданий находилась во дворе, и для того, чтобы попасть в здание тюрьмы, мне нужно было пересечь дворик, а это порядка 20–25 метров. И когда меня вели, то навстречу попалась группа лиц, человек пять, с ног до головы покрытых серой тканью, не было видно ни лиц, ни фигур.

«Неужто смертники? На казнь повели?» — мелькнуло в голове и меж лопаток заструился холодный пот. В каком-то кинофильме я видел, что вот так одевали приговоренных к смерти, когда их выводили на казнь. Я не выдержал и поделился своими опасениями с сопровождающим дубаком. Тот громко рассмеялся и сказал, что это всего лишь женщины — зэчки и их повели для свидания с близкими.

Уже позже, в камере, мне объяснили, что здесь так принято. Женщины сидят в одном корпусе с нами, и у них хоть и свой закуток, но иногда их выводят на медосмотры, свидания с родственниками и т. п., и чтоб не возбуждать горячих арабских парней, которые годами женщин не видели, их во время перехода закрывают такими неприступными балахонами, и к смертной казни это не имеет никакого отношения. В общем, в очередной раз позабавил «дружбанов».

По прибытии в камеру я застал жуткий скандал. На кровати сидел сморщенный старикашка в национальной красной шапочке — «кабуз», арабской рубашке «сурия» — длинной до пят и надеваемой через голову. Кстати, в ней в любую жару прохладно и комфортно. И этот сморчок о чем-то горячо спорил с двумя ваххабитами. Вокруг собралась толпа, которая сдерживала спорщиков. Поорав еще с полчаса, компания, немного подостыв, разошлась по разным углам.

— Тони, что тут происходит? — спросил я у пахана. — За что они напали на этого старика?

— Видишь ли, этот гад изнасиловал 15-летнюю родственницу одного из ваххаби, а она была девственница.

— А сколько же ему лет? — изумился я, глядя на старого пердуна.

— 85, — ответил капран. — Он уже пятый раз за это самое сидит, первый раз еще при французах сел, когда колония была.

— Но как же он мог в 85 лет кого-то изнасиловать? — изумился я.

— Как-как, он же АРАБ! — не понял вопроса Тони. — Самое плохое, что ваххаби его стыдить стали, Аллахом попрекали, а он послал их вместе с Аллахом куда подальше, теперь быть беде.

За изнасилования в Тунисе дают большие сроки начиная от 10 лет, и они редко попадают под амнистию. Как я узнал позже, этот человек первый раз сел за изнасилование еще в середине сороковых годов прошлого столетия и полжизни провел по одной статье, хотя между отсидками умудрился жениться и произвести на свет пятерых нормальных детей.

Насильников нигде не жалуют, но здесь, почитай, каждый пятый — насильник. Говорят, до 1956 года, когда первый президент Хабиб Бургиба отменил многоженство (до этого года можно было иметь четыре жены), изнасилований практически не было. Может, он поторопился с этим вопросом, шел на сближение с Западом и не учел восточного менталитета?

Я не защищаю насильников, ни в коей мере, но решение вопроса открыто. Либо яйца им отрезать, либо верните многоженство, если он в 85 лет еще насилует, хотя полжизни в тюряге провел из-за этого, то что, его очередное заключение исправит? А здесь таких много, то тут, то там видишь, как кто-то «душит петуха» или из 11-й «педиковской» камеры пытается «прищучить» в общей душевой или под лестницей.

Полицаи на это дело глаза закрывают, более того, «голубых» часто отправляют на различные черные работы, где их и вылавливают голодные зэки… Да и сами полицаи не брезгуют порой вызвать кого-нибудь на ночном дежурстве из «11».

У женщин своя бабская охрана, и они сидят в своем «аппендиците», так что не подберешься. А вот с «11-й» проблем нет, у одного надзирателя с «лошадью» (в тюрьмах Туниса геев называют либо «мибон», либо «хиисан», что значит лошадь), «роман» приключился, но кто-то донес, и дубака перевели в другой корпус. Так гей этот повесился с горя и предсмертную записку оставил, мол, вы лишили меня любимого, а я себя жизни за это лишаю.

Насильников и гомосеков очень ваххабиты ненавидят, при любом удобном случае пытаются их побить или даже убить. Поэтому в обычных камерах, где есть ваххабиты, никакое «опущение» или добровольное соитие между сокамерниками невозможно, они за этим очень следят и пресекают, онанистам тоже достается, если застанут на месте «преступления».

День подходил к концу, пытались обсудить визит консула, но я был не в настроении, и ко мне с расспросами особо лезть не стали.

Легли спать, я лежал в этот раз с краю кровати, но уснуть не мог, все не выходили слова консула, что на меня вешают убийство Наташи. Я натянул на голову простыню и стал думать об этом, может, неправильный перевод? О, как мне был нужен точный протокол вскрытия! Все мои мысли крутились вокруг этого.

Все уже спали, со всех сторон разносился пердеж и храп. Вдруг мое ухо уловило какие-то посторонние звуки. Я чуть-чуть приподнял простыню и пригляделся. Две плотные фигуры, аккуратно переступая через лежащие на полу тела, приблизились к старому насильнику-богохульнику. Его, как человека пожилого и проведшего много времени в заключении, капран распорядился положить на кровать, причем на первый ярус и еще напротив меня, через проход.

Один из нападавших навалился всем телом на его ноги и своими ручищами зафиксировал сухопарые конечности старика. Другой накрыл лицо старого зэка чем-то вроде подушки и вжал его голову в матрац. Я видел, как старое тело пыталось вывернуться, сучило ступнями, шевелило пальцами кистей, при желании я смог бы спокойно дотянуться до них рукой, не вставая с кровати, но ужас сковал все мои члены и не позволил даже пошевелиться, первый раз вот так близко на моих глазах убивали человека!

Не знаю, сколько прошло, может, минута, а может, и полчаса, но все это время я смотрел на противоположную кровать. Наконец тело обмякло, члены расслабились, и убийцы отпустили жертву. Они взглядом обвели камеру, я вжался в матрац, но на меня они не обратили внимания и так же тихо вернулись на свои места. При слабом свете луны, несмотря на то что их лица были замотаны платками, я все ж узнал их — это были вчерашние спорщики-ваххабиты.

Не очень приятно лежать рядом с трупом, который находится в полуметре от тебя, но все же лучше быть живым и лежать с трупом, чем наоборот.