Анна Мосьпанов - Круглые кубики

Я приезжала к ней в здание заброшенной фабрики, где она за гроши снимала комнату, чтобы учиться делать массаж. Даже у заброшенных объектов в Германии существует номинальный хозяин, который хочет получать арендную плату. А на нее надо где-то зарабатывать.

Среди клиентов были одни друзья. Денег она не брала ни копейки. В этой конуре стоял только массажный стол. Даже уборной – и той не было. Туалет – где-то по коридору налево и еще раз направо. Вокруг – осыпающаяся штукатурка, какие-то раздолбанные бочки, куски арматуры… Больше всего декорации напоминали «зону» из фильма Тарковского.

Помню, в первый раз, пока дошла до этой фабрики, думала – концы отдам. Повсюду какие-то гаражи, склады, люди невнятные в спецовках бродят, грузовики туда-сюда шныряют. А уж когда заглянула внутрь…

Мама дорогая! Я споткнулась о какую-то валяющуюся на полу ржавую бочку из-под краски и с грохотом растянулась на полу, свалившись плашмя буквально с высоты собственного роста.

Здесь надо пояснить, что я вообще дико невнимательна и страдаю определенной неловкостью, посему падаю регулярно, много и со вкусом. На каблуках и в кроссовках, в брюках и в вечерних платьях. Планида у меня такая. Падучая планида. Друзья и близкие приятели знают, что если на совершенно гладкой дороге есть единственная ямка, то она обязательно будет моей. Если ямки нет и дорога все еще ровная, то я оступлюсь на ровном месте, и ямка будет.

Вот и там я грохнулась. Но там-то – сам бог велел.

В таком виде Антония меня и нашла. С разбитой скулой, до крови сбитым локтем и неэстетично разорванным чулком. Взяла под белы ручки и повела к столу. К массажному. Понятно, что мне в тот момент было не до массажа. Мы промыли боевые раны и долго-долго трепались о ее новой жизни.

У будущего специалиста по альтернативной медицине горели глаза! Это был совершенно другой человек. Я ее просто не узнавала. Она рассказывала о какой-то целебной траве, о точках на теле человека так, будто речь шла о захватывающем романе. Она показывала свои книги, валявшиеся грудой прямо там же, на полу. Учебники, испещренные карандашными пометками, с лепестками цветных закладочек через каждые три страницы.

Чтобы купить новый массажный стол, Антония влезла в большие долги. По-прежнему подрабатывала где только можно. Так продолжалось достаточно долго. Наверное, несколько лет.

В какой-то момент мы слегка потерялись. Я закончила учебу в университете, выдохнула наконец и нашла свое первое рабочее место. Нужно было осваиваться с новым ритмом, и я полностью погрузилась в этот увлекательный процесс.

До меня долетали слухи, что Антония на «отлично» сдала выпускной экзамен и нереально счастлива. Потом она работала у кого-то в подмастерьях, училась, впитывала, даже летала куда-то в экзотические страны набираться опыта. В Китай, кажется, или в Индию. Пару раз мы виделись, и она поражала меня совершеннейшим, абсолютным состоянием умиротворения.

А потом Антония пригласила меня на открытие своей частной практики. В прекрасном месте, в отремонтированном помещении.

– Ты только подумай, – взахлеб говорила она мне по телефону, – что было бы, останься я в университете?

– Что?

– В мире стало бы на одного бездарного адвоката больше. И сильно увеличилось бы число недовольных, разочаровавшихся в справедливости закона, клиентов… Лучше я буду с улыбкой массировать спины, чем с кислым лицом защищать человека, чувствуя, что он мне до фонаря и помочь ему я не могу. И не хочу.

И здесь я не могла с ней не согласиться. Для меня путь в юриспруденцию был скорее рассудочным, чем страстным, но я сумела полюбить новую профессию и научилась получать от нее удовольствие.

Антония же, поняв, что полюбить и даже привыкнуть не получится, не побоялась развернуть самолет на полной скорости и потребовать посадки лайнера на другом континенте. Самолет приземлился, и пассажиры, поначалу недовольные, возмущенные и перепуганные, аплодировали стоя.

Есть такое расхожее выражение: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Для себя лично я это выражение применяю исключительно с поправкой: «Скажи мне, кто твой муж…»

Ну, или жена, это кому как повезло.

Мой нынешний муж – психиатр и альпинист. Можно наоборот: альпинист и психиатр. И этим все сказано. Наверное, и я такая, какая есть, во многом именно потому, что живу с психиатром. И с альпинистом.

Альпинист – это принципиально. Потому что люди, которые непонятно зачем, рискуя собственной жизнью, не боясь переломов и обморожений, часами, а порой сутками лезут в горы, исключительно чтобы водрузить на вершине флаг и гордо сказать «дошел», способны на все.

Они карабкаются туда не за деньгами, не за успехом, а иногда даже и не за славой. У них только одна цель – поставить флажок. Пометить территорию и доказать самому себе – смог. Справился. Дошел.

На карачках, волоком, через боль. Но дошел. Волдыри на ногах, скрюченные от холода пальцы, тяжесть в груди и головокружение – не хватает кислорода, веревка скользит и извивается, как живое существо, и страхующий там, на спуске, вроде надежно держит, но все равно на выдохе руки трясутся. Но он идет. И дойдет.

Это люди из какого-то другого теста. Другого замеса и не нашего фасона. Вроде кроили нас всех по одним лекалам – две руки, две ноги, чего там еще, – а вот они другие. Альпинисты и скалолазы… Я даже не знаю, как правильно определить.

Однажды мы обсуждали этот вопрос, оказавшись в весьма непростой жизненной ситуации. У мужа были серьезные проблемы на работе, ему отказывались продлевать контракт.

Мечты о том, чтобы наконец закончить профессиональное образование, сдать экзамен и получить заветное право на частную практику в Германии и статус врача-специалиста, снова грозили рассыпаться в прах.

Я сидела на нашей уютной сиреневой кухоньке и заламывала руки. Снова нужно было искать место, снова доказывать, что ты хороший врач, хоть и иностранец, снова приспосабливаться к коллективу.

Опять приучать секретаря, который печатает выписные эпикризы на основе диктофонной записи, к своему акценту. Опять выслушивать незаметные вроде бы, но весьма болезненные «шпильки» о том, что у уважаемого доктора много ошибок в немецком языке, и артикли не всегда на месте, и стилистика речи отличается от местной. Психиатры же – артисты разговорного жанра… Язык для них – это все. Это ж не гинекологи и не травматологи. Психиатрия – тонкие материи – инженеры человеческих душ. Ну и далее – полный набор клише.

Мне было безумно обидно за мужа, за все годы, убитые на то, чтобы все-таки реализовать мечту, за непросмотренные спектакли и выставки, на которых мы так и не побывали из-за бесконечных ночных дежурств.