Анна Мосьпанов - Круглые кубики

Вечером, когда я рассказала Мишке о разговоре, он сказал мне, что знает этого изобретателя. Там, в принципе, ничего сложного, но вмешиваться в лечение он не может, ибо это неэтично. Лечащий врач, который ведет ученого последнее время, должен лишь несколько изменить схему приема медикаментов, и все будет хорошо. Он будет тих и покладист, будет и дальше мирно изобретать прочие ловушки.

И еще муж похвалил меня за терпение и профессионализм.

Нам, конечно же, очень повезло. Мы оба нашли себя в чужой стране, смогли реализоваться в профессии и, что не менее важно, никогда не испытывали ревности к успехам друг друга. У нас совершенно разные сферы деятельности, и я по мере сил не лезу в психиатрию (если только собаку Жуню с палочкой не приводят ко мне домой), а Миша не рассказывает мне, как правильно вести дела того или иного клиента.

Возвращаясь с работы, мы обмениваемся новостями и обсуждаем – настолько, насколько это возможно – проблемы, накопившиеся за день, и нам есть о чем поговорить. А бывает совсем по-другому.

Однажды, гостя у брата в Лондоне, я познакомилась со странной парой. Витя с Ревазом, которые к тому времени стали весьма популярными дизайнерами интерьеров, захотели представить меня своему приятелю, инвестиционному банкиру.

– Ты только не удивляйся, Мика, – предупредил меня перед выходом из дома Реваз, заехавший за нами с Витькой на своем знаменитом ярко-красном «Крайслере».

Это была его самая первая машина, приобретенная лет пять назад. Машину давно можно было бы поменять, взяв что-то менее вычурное и более практичное в городских условиях, но Реваз категорически отказывался. Объясняя свой отказ так: для него этот яркий мустанг – символ того, что жизнь наконец начала налаживаться и можно больше не ездить втроем по одному билету на метро, передавая его друг другу, пока контролер не видит, можно не искать уцененные продукты и не делить два приличных пиджака на пятерых молодых людей очень разной комплекции.

Когда ему робко намекали, что красный цвет – не совсем то, что необходимо серьезному бизнесмену, пусть и дизайнеру, Реваз как всегда прибегал к спасительной в таких случаях поэзии и, театрально закатывая глаза, цитировал знаменитые строки Юрия Левитанского:

С ним никто особо и не спорил. Нравится и нравится. Необычно, конечно. Крупный, слегка располневший кавказец – за последние несколько спокойных лет Реваз несколько прибавил в весе и как-то заматерел – в ослепительно-красном, дамском «Chrysler Cruiser», похожем на конька-горбунка, решившегося на тюнинг, – зрелище не совсем стандартное. Но в конце концов машина – личное дело владельца. Его устраивает – и слава богу.

– Микуш, слышишь, да? – За годы, проведенные в Англии, Ревазик так и не избавился от своего роскошного акцента и периодически пересыпал вполне чистую на сегодняшний день русскую речь сочным и пряными, как восточные приправы, грузинскими словечками. – Договорились, генацвале? Ты не очень удивляйся, когда увидишь эту парочку. Банкира с подружкой.

– Разумеется, Реваз, а в чем дело-то?

– О, гамарджоба, Витюха! – Реваз раскинул руки, желая обнять вышедшего из соседней комнаты Витю – друга, партнера, соратника и практически брата. – Я тут сестрице твоей объясняю про нашего банкирчика. Понимаешь, Мик, батоно банкир у нас со странностями. И дама его… Впрочем, сама увидишь.

Я обещала не делать поспешных выводов, и мы поехали знакомиться. У нас была запланирована партия в теннис. Реваз предпочитал нарды и преферанс, поэтому играть против этой инвестиционной пары предстояло нам с братом.

Я посмотрела на них в тот день и ничего не поняла. Здоровый плечистый красавец-банкир – белокожий, белокурый, с румянцем в полщеки и манерами лорда – и хрупкая, миниатюрная, черноволосая девушка – настоящая Кармен. Или Манон Леско. Сверкнет глазищами – в помещении светло становится, хлопнет ресницами – ветер шелестит. Девушка была настолько яркой, броской, что хотелось слегка приглушить краски.

Это была потрясающе красивая пара. И удивительно безжизненная. Словно кто-то поставил рядом в витрине дорогого бутика два манекена. Туалет, продуманный до мельчайших деталей, гладкие целлулоидные тела, обращенные друг к другу, приклеенные улыбки, и совершенно ничего не выражающие глаза. Манекены не умеют разговаривать. И проявлять эмоции тоже не умеют. Как поставили за стеклом, так и стоят. Протерла утром уборщица пыль в витрине – хорошо, нет – так и будут стоять до следующего дня, глядя друг на друга ничего не видящими широко распахнутыми глазами, сплетя по прихоти лирически настроенного декоратора длинные пластмассовые пальцы…

Всю теннисную партию я не могла отделаться от этого образа. Два невероятно красивых, ярких и, судя по всему, успешных человека, по рассказам Реваза и Витьки, муж и жена, даже не смотрели друг на друга. Точнее не так. Она все время смотрела на него – молча, без улыбки, но и без страсти. Так смотрят на тяжелобольного родственника – не знаешь, сколько ему осталось, и хочется запомнить каждый взгляд, каждую мелочь, вот эту родинку над бровью и смешную привычку почесывать мизинец. Он же глядел на нее как хозяин на непослушную собаку – с некоторым превосходством и изрядной долей строгости во взгляде. Домашние животные должны знать свое место.

Играли они, к слову, достаточно скверно. Так играют два случайных партнера, впервые увидевшие друг друга перед партией и так и не успевшие договориться о том, кто же из них держит заднюю линию, а кто играет у сетки, кто подает первым, а кто подбирает мячи.

После игры мы вежливо поблагодарили друг друга, выпили по бокалу сока в пристадионном баре, где все это время нас дожидался Реваз, и попрощались.

– Вить, что это было? – спросила я брата по дороге домой.

– Это называется скука, – ответил за Витьку Реваз, резко притормозив на светофоре. – Я же предупреждал, Мика. Не понимаю, что они делают вместе.

– Живут! Живут они вместе. Реваз, следи за дорогой, – неожиданно агрессивно сказал брат, расположившийся рядом со мной на заднем сиденье. – Девочку жалко. Что ж за урод такой! Ни себе ни людям.

– Батоно Виктор влюбился, – на французский манер, с ударением в имени на последний слог, протянул Ревазик и подмигнул нам в зеркало заднего вида. – Ну так за чем дело стало? Она, между прочим, неплохой фотограф. Возьми ее к нам, я ж не против.