Мария Метлицкая - Испытание медными трубами (сборник)

В Москве Светке он сразу ничего не сказал – решил, что успеет. Пусть живет пока. Она по-прежнему варила обеды и пылесосила квартиру, а он по-прежнему ночью торкал ее в плечо, если была нужда. Светка сначала понервничала, а потом успокоилась: все ведь шло своим чередом.

Оля с отъездом тянула: то мама заболела, то на работе подменить некому. Прошло почти три месяца. Он даже слегка успокоился – может быть, не судьба? Но тут пришла от нее телеграмма.

Выпив кофе, Светка устроилась поудобнее, вытянула свои длиннющие ноги, положила голову на сумку и постаралась уснуть. Назавтра было воскресенье, значит, надо было как-то убить день. Но ничего. В понедельник она пойдет к директрисе, и они разберутся. Директриса баба неплохая, сама, говорят, горя помыкала. Тоже из приезжих. «Как-нибудь договоримся», – подумала Светка и почти совсем успокоилась.

Светка работала на косметической фабрике технологом. Зарплата маленькая. Многие уходили, не выдерживали – начиналась аллергия на отдушки. У Светки тоже иногда припухали глаза и покрывались мелкой красной сыпью руки. Ничего, выпивала супрастин и ходила целый день как сонная муха. А беременным девчонкам было совсем тяжело – так и бегали целый день в туалет, рвало их от запахов нещадно.

В воскресенье Светка сходила в «Баррикады» на мультики, потом пошаталась по зоопарку, съела в пельменной две порции пельменей со сметаной и вернулась на вокзал. Утром поехала на работу. Минуя цех, сразу к директрисе. Та сидела за столом и громко сморкалась в большой платок.

– Чё, Зоя Иванна? И у вас аллергия? – сочувственно поинтересовалась Светка.

Та мотнула головой – простужена. Внук из детского сада заразу приволок.

Светка без приглашения плюхнулась на стул и начала жаловаться на жизнь.

– Муж выгнал? – изумилась директриса. – А я-то думала, хотя бы у тебя все хорошо. За москвича вышла. Жилплощадь есть. – Она тяжело вздохнула. – Никого из нас, бабонек, судьба не обойдет. Пока граблями не причешет. – И видимо, вспоминая что-то свое, личное, она опять тяжело вздохнула: – Я ведь, Свет, с простой работницы начинала. Потом техникум химический закончила. Потом – институт, уже с дочкой на руках. В сорок лет в это кресло села. Зарплата приличная. Квартиру дали. Стенку полированную по записи. Гарнитур кухонный. Как я о нем мечтала! Вот, думала, сейчас поживу. Молодая еще, а всего сама добилась. Своим горбом. А тут муж от меня и ушел. К медсестричке молодой. Его радикулит прихватил, она ему уколы и делала – из поликлиники районной прибегала. Каждый день. Я на работе, а он ей свои ягодицы демонстрирует. Видно, ей понравилось. Как оклемался, так чемоданчик собрал – и к ней, любимой. Хотел еще квартиру разменять, но тут я насмерть встала: не ты получал, не тебе распоряжаться. А твой, значит, тоже помоложе нашел! Господи, ты ведь сама девчонка! От тебя-то бегать!

Светка рассмеялась:

– Моложе нашел, с косой до пояса. Глазки невинные. Но такое у меня чувство, Зой Иванна, что не так проста эта штучка, как кажется. Сердцем чую. А у него, дурака, совсем мозги заклинило – ничего вокруг себя не видит.

Светка тяжело вздохнула и закинула ногу за ногу.

– С общагой поможешь, Зой Иванна? – спросила Светка. – Может, в семейном, там потише?

– Какой потише! Ты что, Свет? Одиночки мужиков к себе водят, а в семейном – драки, пьянки, и дети малолетние орут по ночам. Я с комендантшей, тетей Любой, поговорю. Она сможет тебя пристроить, если захочет. Ты все-таки у нас не работница, а технолог. С образованием человек. Идет?

Светка кивнула:

– Спасибо тебе, Зой Иванна!

Надела халат, пошла, тяжело вздохнув, в цех.

Та тоже вздохнула и махнула рукой.

Под конец рабочего дня начальница вызвала Светку к себе. Радостная – договорилась. Комендантша сказала, что сдаст Светке комнату у себя в квартире. Квартирка была махонькой, с крохотной кухонькой, но двухкомнатная. Сын этой тети Любы служил где-то на Дальнем Востоке. Вечером, после смены, Светка поехала по новому адресу. Тетя Люба была женщиной суровой, без сантиментов. Встретила Светку неласково.

– Все в Москву претесь, женихов ловите. А сидела бы у себя на родине, в своей хате, да со своей мамкой! И замуж бы там по-людски вышла, и детенков нарожала. Где родишься – там и сгодишься, – гундосила она.

Светка сидела на табуретке в прихожей, опустив голову, и молчала. Начнешь перечить – пошлет к чертовой матери, иди тогда на вокзал. Тетка Люба, продолжая ворчать, прибиралась в «Светкиной» комнате. Бросила на диван подушку, одеяло и постельное белье. Показала, где умыться, и дала полотенце. Вскипятила чайник, насыпала сушек в плетенку и позвала Светку пить чай. Светка вышла после душа – отмытая и почти счастливая, накинулась на сушки и чай. Комендантша вздохнула, внимательно посмотрела на нее, достала белый хлеб и открытую банку сгущенки. Светка напилась чаю, раскраснелась и извинилась перед хозяйкой. Из последних сил застелила постель и рухнула как подкошенная.

Встала – как заново родилась. И сердце уже не так щемило – у нее появился, пусть временный, но дом. И это уже счастье.

Вечером купила колбасы, сыру и торт «Прага».

– Будем пировать! – объявила она тетке Любе.

Та покачала головой:

– Так быстро в трубу вылетишь, девка. Обеды я как варила, так и буду варить. Привычка. А ты продукты покупай, идет?

Господи! Да, конечно, идет! Счастье какое – самой у плиты не стоять, а после работы поесть свежих щей или котлетку с пюре!

И зажили они с тетей Любой одним хозяйством. Когда у той подскакивало давление, хозяйничала Светка. В субботу драила квартиру: полы, плитку, унитаз. Хозяйка приговаривала, довольная: «Давно у меня не было такой чистоты, силы уже не те».

Ругаться они не ругались – так, бывало, поворчат друг на друга, без злобы, от усталости. А в общем, были друг другом вполне довольны. На стене у тетки Любы висела большая фотография ее сына-лейтенанта. «Симпатичный парень, – вскользь подумала Светка. – На отца, наверно, похож. Точно не на мать-колоду».

А потом увидела в альбоме фотку молодой Любаши – и взяла свои слова обратно. Вот что время с людьми делает! И Светка с испугом посмотрела на себя в зеркало.

Оля пыталась вести хозяйство, но это получалось у нее крайне плохо – дома за нее все делала мама. Суп был жидкий и соленый, а мясо – жесткое, как подошва. Дементьев смеялся:

– Умница моя! Хозяюшка! Стараешься как!

Оля расстраивалась и начинала плакать. Дементьев брал ее на руки и нес в постель. Ему казалось, что там можно решить все вопросы. Но Олю этот аспект семейной жизни, похоже, не очень волновал. То есть, если честно, не волновал совсем. Ей хотелось, чтобы это все поскорее закончилось. А через три месяца она поняла, что залетела, и проплакала три дня – все глаза выплакала. Дементьев же радовался, как дитя. Истинный дурачок! Оля и Москвы-то толком не видела – в театры не походила, на выставки. Только продуктовый в соседнем доме и плита с кастрюлями. А теперь еще пеленки с распашонками прибавятся! И вот за всем этим она в Москву торопилась! Но не аборт же делать! Не приведи господи, потом и вовсе не родишь. И кому она будет нужна? Даже этот влюбленный дурачок Дементьев откажется от нее.