Джек Керуак - Доктор Сакс

По весьма подлинной змеиной причине умер неназываемо злой владелец Замка — от змеиного укуса. Похоронен незнамо где — заброшенный замок пакостился сам по себе.

Флоггетт продавал Черную Слоновую Кость Королям.

В XIX веке его у некой фирмы в Линне купила некая землевладельческая семья из Линна, презиравшая мелкопоместное дворянство, которое занималось мануфактурой, но им все равно пришлось лицезреть первые прядильни за водой; он стал их летней резиденцией. На стены навешали картин маслом, в ниши — семейных портретов, камин ревел пламенем, благородные сыновья пялились на Мерримак с послеобеденными хересами — с красного от солнца западного балкона в мартовских сумерках, и было им скучно. Дилижансы до Замка не доезжали, дорога скверная — поэтому в итоге семье наскучило все — и тут начались хвори, все они повымирали не от одного, так от другого. Стало понятно, что Замок никогда не предназначался для человеческого житья, на нем сглаз. Семейство (Ривзы из Линна) (его переименовали в Замок Ривз) собрало манатки и съехало, исчерпавшись — мать, дочь и три сына умерли, один еще в люльке — все они провели лето в Лоуэллском Замке — отец и его оставшийся сын отправились в Линн, спаялись с Готорновыми [91] Американский прозаик Натаниэль Готорн (1804–1864) родился в Сэлеме, Массачусетс. Похоронен в Конкорде на кладбище «Сонная лощина». костьми поблизости —

А Замок остался заброшенной кучей без окон и полный летучих мышей и слоев детскокашек на сто лет.

В 1921 году его купила единственная личность, кому такого надо. Купила задешево, пыльные архивы в Линне пожрали термиты, все печати и ленты попроваливались — лишь земля была хороша. (Но полно змей.) Купила его Эмилия Сент-Клэр, сбрендившая женщина, похожая на Айседору Дункан, в сектовой хламиде с родстерами из Бостона по выходным — и переназвала его не как иначе, а Трансцендентой

Муи-хи-ха-ха-ха, Доктор Сакс был готов к ним всем —

Одним ясным субботним утром граждане Лоуэлла узрели безумную мисс Сент-Клэр (до ужаса богатую женщину с домом на Кубе и доходным домом в Санкт-Петербурге, Россия, где мать ее осталась и после Большевистской Революции 1917 года —), которая бродила по мраморно-статуйным садам замковых земель, зрелище безумное, и пацанята, ссавшие с высоких скал вокруг долины, ее видели, белую точку, что двигалась в отдаленном дворе — Во дворе маленькие мальчишки, прогуливавшие уроки, чтобы поисследовать Замковые Земли и поиграть в очко в засранном эркере, находили бутылки виски. Однажды ночью давно, в тридцатых, в самый разгар Депрессии, молодой человек, возвращавшийся в полночь домой с мануфактуры, у канала возле Эйкена у Чивера в Маленькой Канаде, а шел он домой в Потакетвилль, в жалкую меблирашку над «Текстильным обедом» (по имени Амадей Барокк), увидел закурчавленную пожелтевшую стопку бумаг, что скользила по хладнолунному январскому ветру франко-кануцких колдобин в мерзлой грязи, как в России какой-нибудь, мимо скрипящих салунных вывесок, сажных ветерков, канала, перемерзшего нацело — Что за дела такие, видеть подобное, стопка будто бы разговаривала, просила подобрать уже тем, как льстиво подкралась к нему, точно скорпион — а сухие листочки трещакали — шелестел клацно-сухонький голос в зимних одиночествах пронизывающего Человечьего Севера — он и подобрал стопку кончиками пальцев, нагнулся ухватить в медвежьеватую свою шубу, увидел, что на листочках письмена.

ДОКТОР САКС, ОТЧЕТ О ЕГО ПРИКЛЮЧЕНЬЯХ С ЧЕЛОВЕЧЬИМИ ЖИЛЬЦАМИ ЗМЕИНОГО ЗАМКА — Написано и Упорядочено Адлольфом Эшером Упыренсом, с Намеком, Содержащимся в Оном, на То, Что Еще Не Узрело Конца Своего

— у него кратко хватило времени прочесть этот упыриный заголовок, и он всунул зловещий манускрипт, выхваченный им с арендуемой хладносеверной ночи опустошенья, аки Агнца выхватила с черных взгорий Милость Господня, и отправился с ним домой.

Прибыв туда, он развернул его змеистые таинства — этому молодому разумнику с мануфактуры уже пришло в голову, что так он может утолить свой вкус к честолюбию. Невдомек ему тогда еще было, что в руках он держит единственное существующее произведение пера Доктора Сакса, который, как правило, прибегал лишь к алхимиям и неистовым протестам — этот пустячок дикофигнейства был кратко очерчен его гусиным пером в подземных ковальнях и красной норе для сна (под хижинкой ковчежного отшельника на дороге Дракутских Тигров, у него там вокруг была каменная стена, ограда, огород с овощами и травами, хорошая большая собака и единственная чахлая сосенка) — тою ночью, когда был пьян — после визита Старого Быка Баллона из Бьютта поиграть в покер и Воаза, смотрителя Замка Змеиного Холма, который надолго задержался после того, как мисс Сент-Клэр покинула Замок навеки — (в манускрипте Воаз — дворецкий, дворецкий мисс Сент-Клэр, показано, как Сакс впервые познакомился с Воазом). Старый Бык Баллон, кстати, приезжал раз в год поиграть с Саксом, Бык много путешествовал — игра неизменно устраивалась в хижине Дока Сакса на дороге Дракутских Тигров — то есть в подземном покое, где лабораторные секреты доктора охранял гигантский черный кот —

Такова была история, на пожелтевших бумажках в пятнах, со ржавыми скрепками и закляксанными зимой, всяким мусором и песчаными саванами — Барокк читал и смеялся (Доктор Сакс писатель был безыскусный): —

Эмилия Сент-Клэр была женщина прихоти; тут она была тиран, вообще-то тиран очень милый. Она могла позволить себе тиранство, потому что была богата. Семья оставила ей миллионы. У нее было шато во Франции (не менее дюжины шато по всей Европе); у нее был особняк в Нью-Йорке на Риверсайд-драйве; вилла в Италии с видом на Геную; ходили слухи, что у нее было мраморное пристанище на островке возле Крита. (Но это неточно.)

Прихоть ее требовала барочного, необычайного, зачастую зловещего, а порой и извращенного; она видела слишком много, чтобы удовлетворяться обыкновенным.

Как Айседора Дункан, она плакала по русскому крестьянину и устраивала ориентальные салоны в своих гостиных.

Эмилии Сент-Клэр не нравилась Новая Англия, ни в каком повелительном смысле, но в Бостоне (Средоточье Культуры) жила клика ее друзей, которые числились по всем статьям среди самых интересных людей на всем свете. По этой причине, вернувшись из Афин одним мартом 1922 года, она отправилась к себе в Новую Англию прямиком с Причала 42 в Нью-Йорке, везомая шофером своим Дмитрием (ирландцем из Чикаго). Ее «у себя» было полностью каменным особняком с башенками, расположенным на холме в северной части Массачусетса; в погожие дни с северных крыльев можно было смотреть и видеть, как из Нью-Хэмпшира вьется река Мерримак. Эмилии Сент-Клэр была не особо по душе ее новообретенная новоанглийская гавань, но она несколько устала от необычайного и решила приехать сюда за полезной бодрой новоанглийской погодой, которая знаменита на весь мир. Март в Новой Англии — точно порыв чего-то грубого, сырого и лихорадочного; темные грязи тают тяжко и пикантно; сверху бледные облака, темные тучи бегут по призрачным небесам в ужасе. Март — ужас!