Анатолий Тосс - Попытки любви в быту и на природе

— Ну вот и хорошо, — заявил я сверху. — Вот и помирились. Пожмите друг другу лапки. В смысле, Инфант, дай Дусе руку.

И Инфант тоже размяк от Дусиного доверия и протянул ей пятерню. Дуся отозвалась и вложила в его заскорузлую широкую ладонь свою маленькую, деликатную лапку. Инфант хотел было потрясти ее немного, но тут Дуся приблизила свою лохматую мордочку к не менее лохматой Инфантовой голове и, довольная, лизнула его в лицо своим маленьким подвижным язычком. Прямо, по-моему, в нос.

Инфант аж застонал от обиды. Он тут же вскочил, потирая зализанный нос.

— Чтобы я еще раз у них просил прощения… — возмущался он. — Да никогда в жизни!

— Ладно, Инфантик, — поощрил я его, — главное, конфликт улажен, и мы сможем завтра репетировать с чистой совестью. Посмотри, как Дуся довольна, к тому же мы ее все-таки выгуляли. Интересно, она присела, как ты ее учил, или все же лапку подняла?

Да разве за один сеанс научишь. Вот если бы я каждый день приезжал, воспитывал ее, может, какой прок и вышел бы в результате, — предположил Инфант, качая в размышлении головой. А потом, позже, когда мы уже подходили к Дусиному дому, он покачал ею еще раз: — А все-таки язык у нее очень шершавый.

Ну а вскоре мы сначала распрощались с Дусей, а потом уже с Инфантом. Но с Инфантом лишь до следующего, репетиционного дня.

Назавтра мы все собрались у входа в парк Сокольники приблизительно к шести часам. «Приблизительно» — потому что я ко времени, как к физическому понятию, вообще скептически отношусь, ручными часами обычно пренебрегаю и в точном минутном отсчете разбираюсь с затруднением.

Последним, правда, Илюха подвалил, и пока он двигался к нам какой-то новой развязной походкой с подкруткой бедер на каждом ходу, мы сначала все вместе ошарашились, потом быстро пришли в себя, а потом стали смеяться. А Жека, та просто помирать начала от хохота, в прямом смысле помирать, присев на мостовой, подхватив себя под живот, корчась от разрывного смеха. Иногда она поднимала глаза на плавно двигающегося к нам БелоБородова и вздрагивала очередным выдохом: «Ой не могу».

Впрочем, Илюха вызывал интерес не только у нас, у проходящих мимо людей он тоже его вызывал. И они притормаживали и провожали его длительными изучающими взглядами, правда, почему-то не смеялись, а качали в недоумении головами. А порой — в осуждении качали.

— Ну как? — спросил у нас Б.Бородов, подойдя на расстояние голоса.

Хотя мы все говорить не очень-то могли, мы могли только смеяться неудержимо.

— Чудо ты, — прорвалось все же у Инфанта, — в перьях.

И он был прав. Потому что это был тот редкий случай, когда определение Инфанта имело здравый смысл и было понятно в основном всем.

— Понимаете, — совсем не обиделся Илюха, — я вчера целый день над образом трудился. Кучу литературы пролистал, ворохи просто. Фильмы смотрел старые черно-белые, фотографии опять же… И решил, что самый подходящий образ для меня — это образ кубинского сутенера. Ну до прихода к власти коменданте Кастро, конечно. Куба, она, знаете, тогда развратная шибко была, и сутенерская профессия преуспевала повсюду. Ну и вообще мне кубинский образ подходит. Жизнерадостность, темперамент, ну и прочее…

— Ну не знаю, не уверена, что ты полностью соответствуешь. Про темперамент я, конечно, не исключаю, но вот про другие разные места сомневаюсь. Кубинцы, они, знаешь ли, как про них некоторые знающие люди говорят… — И тут Жека сообщила нам про кубинцев такое, что мы о них никогда всерьез не думали. — …Особенно наверняка сутенеры щедро наделены, — закончила Жека свой информационный поток.

А вот Инфант и с самим Илюхой, и с его сходством с детьми «Острова Свободы», наоборот, согласился. Правда, с уточнениями.

— Ну да, — уточнил Инфант, — ты, Б.Б., на кубинца похож, как на…

Тут я не буду повторять, какое именно сравнение прозвучало в воздухе, хотя я лично с ним был в основном согласен.

Но Илюху никакие сомнения и уточнения нисколько не смутили.

— Вчера по магазинам целый день шатался, — сообщил он нам, — все кубинскую одежду образца пятидесятых годов выискивал, с трудом нашел. Плохо в нашем городе с кубинской одеждой. А потом вечером походку себе подбирал и репетировал. Ну как, правда ведь вихляво получается?

От этих его слов мы все зашлись еще больше, а Жеку просто смяла ураганная хохотливая волна. Я даже начал беспокоиться за нее. А Илюха продолжал как ни в чем не бывало:

— Вы когда мой новый говор услышите, еще не так обрадуетесь. Мягкий такой, завораживающий кубинский, сутенерский диалект.

— Не надо диалекта, — попросила снизу Женя. — Прошу тебя, не сейчас, попозже… — и она задохнулась на многоточии.

Я снова осмотрел Илюху. Внимательно, придирчиво.

— А знаешь что, Б.В., — заново оценил его я, — в принципе неплохо. Особенно рубашка вот эта, — я кивнул на рубашку, — цветастая, яркая, навыпуск. Бросается в глаза. Да и груди твои, Б.Б., от расстегнутых пуговиц вырисовываются удачно, особенно волосяная растительность на них, прям до самого пупка. Да и штанишки подходят. Клеш, конечно, широковат малость, и суженность в ляжках и ягодицах немного тесновата, но в целом белый цвет вполне подходит. Особенно штиблетам твоим. Где такие желтые откопал, на таком выдающемся каблучке? А в общем, что тут скажешь, выразительный ты сегодня получился. И правильно, потому что если внедряться в аппетитные проекты, то внедряться в них надо тоже с аппетитом. Молодец, стариканчик, одобряю.

Грациос, амиго, благодарствуйте за поддержку, — согласился Илюха. И в голосе его особым мягким кубинским диалектом выделилась латиноамериканская гордость.

Когда мы помогли Жеке встать и, поддерживая ее, направились все же в сторону парка, она, поймав очередное дыхание, спросила:

— А почему сутенер? Тебе ведь, исходя из сценария, насиловать полагается, а не заманивать девушку в свои паучьи сутенерские сети?

— Да много вы понимаете в нас, в сутенерах, — возразил Илюха. — Особенно в кубинских. Особенно до кастровской революции. Потому что сутенер, он в душе кто? Он ведь певец женского половозрелого…

Илюха все говорил и говорил, и все вихлял заметно бедрами, переваливая тело с одной ноги на другую, так что смачно обтянутые в белое половинки ягодиц пританцовывали вполне латиноамериканский танец. Самбу какую-нибудь или румбу, хотя точно не танго.

Жека даже отстала на пару шагов, чтобы сзади понаблюдать за представлением, да и случайные прохожие тоже провожали Илюхину просящуюся наружу задницу озабоченными взглядами. Но что нам до случайных прохожих?

— …и один из путей, к которому прибегали кубинские сутенеры, было обычное человеческое изнасилование. По-кубински, конечно, с танцами, карнавалом, текилой. С обоюдным удовольствием, одним словом, — заканчивал свою лекцию Илюха. — Я вам просто по энциклопедическому тексту цитирую.