Чума в Бедрограде

Гуанако служил когда-то в Ирландском Соседстве, от Ирландии до Британии рукой подать — то, как неровно Гуанако дышит к кассахам, видно невооружённым глазом. Как и то, что для Гуанако Дима — очередной красивый мальчик (да мало ли у него их было?), только ещё и чуть-чуть похожий на Габриэля.

А Дима ведь попал из-за Гуанако на Колошму, Дима видел там настоящую чуму — степную, страшную, непобедимую. Дима значился погибшим при возгорании изолятора, Дима прожил с Гуанако на краю света неполных семь лет. И всё это отправилось в мусорное ведро, когда этой весной Гуанако снова встретился с Габриэлем.

Сегодня утром Максим так взбесился на Диму, потому что смотрел на него и видел себя.

…Дети зачем-то открыли окошко, и порыв сырого ветра пронесся по автопоезду почти от самой кабины машиниста до хвоста. Максим присмотрелся: куртки у детей мокрые насквозь — простынут же, перезаразят пол своего отряда.

Вот как немногочисленные университетские медики, и без того валящиеся с ног от переутомления, должны на глаз отличать тех, кто просто словил сквозняк, от тех, у кого на самом деле она?

Водяная чума

Излечима. Смертельна. Но излечима. Но…

Выведена искусственно, можно сказать — выведена специально для заражения Бедрограда.

То есть, конечно же, всего одного здания в черте Бедрограда.

Так Диме сказал когда-то летом столичный вирусолог Таха Шапка, которому Андрей Зябликов из Бедроградской гэбни дал заказ по разработке смертельного вирусного заболевания.

Одним только показаниям простого исполнителя доверять безоглядно никто бы не стал, но и другие показания, те, с которых всё началось, косвенно указывали на то, что заражение грозит одному зданию — не служебному зданию Бедроградской гэбни, конечно, а жилому дому.

Косвенно указывали.

Слишком косвенно , стоило думать головой. Четырьмя головами.

Стоило не радоваться нечаянной, невозможной удаче, благодаря которой удалось-таки разобраться, зачем Бедроградской гэбне вдруг понадобился уровень доступа Ройша, а думать.

Раньше Максиму казалось, что это он как раз умеет — думать, понимать, достраивать неочевидные связи, исходя из общей картины. Напрасно казалось.

Он не додумался своевременно до простого, лежащего на поверхности факта — Бедроградская гэбня не станет ограничиваться заражением одного жилого дома, Бедроградская гэбня давно перестала играть с Университетом в игрушки.

Но в проклятом мае, когда всё началось, было сложно представить себе даже это, даже заражение одного дома! Это же немыслимо, это же противоречит всем постулатам государственной службы. Проще было поверить в то, что Бедроградская гэбня перестреляла бы Университетскую из табельного оружия, чем в то, что они пойдут на такие риски, подвергнут смертельной опасности простых жителей Бедрограда, гражданских. Даже в масштабах одного злосчастного дома, что уж говорить о.

А теперь — теперь , когда дело сделано, Бедроградская гэбня спровоцирована, бумаги оформлены и отправлены фалангам, — этот злосчастный звонок от Тахи Шапки, которого Дима неизвестно как перетянул на университетскую сторону.

К нему явился Гошка, под личиной младшего служащего расспрашивал о пропаже Андрея — всё так и задумывалось, у самого Шапки на этот случай было заготовлено дезориентирующее враньё. Максим изначально полагал это излишним: слишком безумный, слишком самонадеянный план — как бы невзначай выманить фаланг к какой-то записывающей технические звуки аппаратуре, дабы они прослушали беседу Андрея с Шапкой о вирусе. Впрочем, последнее хотя бы имело под собой какой-то практический смысл (ещё одно косвенное доказательство вины Бедроградской гэбни), в отличие от попыток заронить зерно сомнения в честности Андрея у трёх других его коллег через россказни Шапки.

С другой стороны, не будь в плане россказней, Шапка не позвонил бы в воскресенье, не озвучил бы неожиданную догадку: Бедроградская гэбня, возможно, ставит под угрозу весь город — им море по колено и у них есть ресурсы.

Способа узнать, сколько точно жилых домов подверглось заражению, не существует. Способа узнать, сколько точно людей заразилось — не существует тем более. Вирус, гуляющий в тех кварталах, где канализация была объединена с трубопроводом (они и это пропустили, не заметили, не отследили!) — не единственный вирус в городе, инфекция легко передается естественным путём.

Поппер в припадке бессмысленно оптимизма уверял: «Есть ещё фактор счастливой случайности, он же сильный иммунитет — далеко не все люди, которые войдут в контакт с вирусом, заразятся».

Гуанако в припадке бессмысленного оптимизма требовал: «Дайте мне карту канализаций, я готов хоть в одиночку прочесать весь город и взять пробы — намеренно заражённые дома можно найти».

Бессмысленный оптимизм Максима день за днём подтачивали не желающие реагировать на запрос фаланги.

Да, в запросе говорится лишь о доме Ройша — его отправляли до звонка Шапки. Да, можно отправить новый, но только тогда, когда в Университете будет достаточно лекарства. Иначе — надежды Бедроградской гэбни с оговорками, но всё же оправдаются: Университет продемонстрирует фалангам свою некомпетентность в чрезвычайных обстоятельствах.

При чрезвычайных обстоятельствах такого толка никто — даже фаланги! — не будет тратить время на педантичное выяснение всех подробностей. Кто перестраивал канализации, кто и откуда взял вирус, кого пытаются подставить — важные вопросы, но не первостепенные. Диспозиция ведь ясна: есть Бедроградская и Университетская гэбни, есть конфликт между ними, из-за которого сейчас может рухнуть экономика и вера в государственность.

Первостепенный вопрос — кто первый предоставит фалангам свой метод борьбы с эпидемией, действенный и надёжный, включающий в себя не только запасы лекарства. Недостаточно глубоко запрятанные грехи этому первому второпях спишут, а вторую сторону конфликта — тоже… спишут. Быстро и без сожалений, дабы в дальнейшем обойтись безо всяких конфликтов. На то, видимо, и делала ставку Бедроградская гэбня.

Только непонятно, может ли Университет позволить себе то же самое.

В Бедрограде чума. Чума в Бедрограде, слышите? И Университетской гэбне, у которой не хватает ни проклятых ресурсов, ни рабочих рук, ни дисциплины, ни авторитета, с самого начала не стоило лезть в это дело.

То, что у Университетской гэбни из собственных противочумных средств есть, в общем-то, только Имперская Башня, полная скопцов, казалось совсем уж насмешкой над здравым смыслом. Величайшее открытие, используемое для отвода глаз. Деньги и кровь, добываемые из песка и камней. Чудотворство какое-то, не иначе.