Чума в Бедрограде

— Да пиздец вообще, — оторжавшись, объяснил он. — Вроде как контузило обратно, ты представь? Внутричерепное давление нормализовалось типа. Ну и степными травками долечился, тамошние знахари всякое умеют. Хотя зрение и так потихоньку всё время выравнивалось, а потом вот.

— Заебись, — постановил Соций. — А в Бедрограде какими судьбами?

— Тропою мёртвых, ёба. Скажу, что просто захотелось, — не поверишь же. А и правда захотелось: я же мёртвый, меня же нет, мне всё можно. Мой пожизненный срок на Колошме благополучно завершился моей же смертью, искать-то никто не будет, — Гуанако потянулся за сигаретой. — К завкафу в гости приехал. У меня же с ним большая любовь. Была. Неужто в Бедроградской гэбне этих сплетен не слышали?

То, что после армии Гуанако с кассахскими шлюхами путался, все слышали, кто к его досье прикасался.

А когда его Столичная гэбня вербовала, чтоб Университет в Бедрограде прикарманить, а в итоге на Колошму отправила, Бедроградская гэбня с досье как раз подробно так ознакомилась. Чтоб знать, на ком столичные прокололись и кому спасибо надо говорить, что столичные без резидента в Университете остались.

Охуели совсем, руки к чужому городу тянуть. Ну Бедроградская гэбня-то им руки пообкусала, сразу как вскрылось. Только у Университета через год всё равно своя гэбня завелась — и вышло даже хуже, чем если бы столичные преуспели.

Никогда не знаешь, где наебнёшься.

— И как вы с Молевичем эту кассахскую шлюху поделили? — спросил Соций.

Версия, что завкафский дом таки на совести Молевича, снова набирала вес.

— Как-как, — Гуанако отмахнулся. — Он хотел голову, я — жопу, а получилось скорее наоборот. Только это к делу не относится.

— Как сказать, — усомнился Соций, но на обсуждение плюнул. — Про кассахских шлюх, кстати. Ну ты понял, кого мы сегодня на встречу ждали, — Соций кивнул на аппаратуру, где давно уже закончилась рябая плёнка с двумя десятками младших служащих и одной кассахской шлюхой. — Идея взялась, когда Андрей рассказал, что некто Дмитрий Ройш, которым очень интересуются фаланги, на документах Медкорпуса смахивает на Дмитрия Смирнова-Задунайского. А тут неизвестный университетский медик Дмитрий Борстен без прописки в Бедрограде. Я тебе это с самого начала говорил, а ты выёбывался и с темы съехал. Объясни уже, мы тут связь сами нарисовали или она есть?

— Да скорее есть, чем нету, — покорно начал Гуанако. — Ну Дмитрия-то Ройша для Андрея лепили из того, что под руку подвернулось. Хотели, чтоб ему совесть о былых подвигах поныла, пока он у фаланг прохлаждаться будет. Какие у Андрея есть личные подвиги, не бедроградско-гэбенные? Загубленный Начальник Колошмы есть, но вся та история слишком громкая. Тут бы не то что фаланги, тут бы любой младший служащий просёк, если б отсылки были. А с Дмитрием Смирновым-Задунайским хорошо картинка складывается: мало кто знает, за что Андрею тут должно быть совестно, плюс ассоциация с последней вспышкой степной чумы. В контексте планирования контролируемой эпидемии — самое оно.

— Это «Дмитрий» и фотоснимок, а «Ройш» почему? — уточнил Соций.

— Гениальный бюрократ потому что, — отшутился Гуанако. — И потому что Андрей-то должен помнить, что Дмитрий Смирнов-Задунайский был феноменально необразован в вопросе Революции.

— Да даже я помню, — поржал Соций. — Когда человек взаправду не может вспомнить состав Временного Расстрельного Комитета — это просто труба. Мы про этот самый состав тогда частенько и на других допросах спрашивали. Чтоб с толку сбивать неожиданной проверкой общих знаний. Хорошо работало, все задумывались, не свихнулись ли они часом. Только Смирнов-Задунайский не задумался, а просто не смог ответить. Мы и не догадывались, что такое вообще может быть на допросе совершеннолетнего гражданина.

— Ну что поделаешь, не учил мальчик Революцию в отряде, — с ухмылкой покивал Гуанако. — Он другим был занят, у него отряд особенный. И Андрею это совершенно точно известно. Надеялись, Андрей решит, что только Смирнов-Задунайский как раз и мог бы себе такой псевдоним взять.

— Мог бы? — сурово глянул на Гуанако Соций.

— Мог бы. Он хоть и подучил что-то в Университете, но всё равно в уме не держал, что абсолютное большинство людей в этой стране всю Революцию хоть в обмороке, хоть в горячке взахлёб перескажут, — всё продолжал хмыкать Гуанако, а потом заткнулся на секунду и сообразил-таки: — А, ты не о том. И снова: мог бы. Он же умер ещё когда.

Соций с некоторым сожалением снова покосился на аппаратуру, больше не воспроизводившую ёбаную рябую плёнку:

— И ты умер ещё когда. Что с того?

— Он мертвей меня, командир, — Гуанако опять забыл стряхнуть пепел, и пепел опять осыпался на шелка и кружева. — Знаю, видел.

— Чумной изолятор? — недоверчиво предположил Соций.

Где один живой мертвец — там и два, и шестнадцать.

— Да нет, уже за пределами, — о сигарете Гуанако забыл, просто сидел, сжимал её в пальцах и смотрел мимо Соция.

— Эй, ты чего темнишь, наглая рожа?

— Не темню. Я, блядь, должен тебе сейчас побег из изолятора в лицах изобразить? — огрызнулся Гуанако.

— Да ты чего вдруг? — не понял Соций. — Одной кассахской шлюхой больше, одной меньше. Велика потеря, блядь. Новую найдёшь. Наверняка нашёл уже, — Соций с неохотой задумался. — Ты его, что ли, всерьёз за человека принимал? Ну-ну. Валяй, ещё наплети мне любовных соплей, блядь. Про кассахскую шлюху.

— Да при чём тут сопли, — сигарета прогорела до фильтра, обожгла напоследок гуанаковские пальцы. — А если и сопли, то не любовные, а такие, которые ты лучше всех поймёшь, командир.

Гуанако ещё ничего не сказал, а Социю стало уже не по себе, что полез с расспросами.

Не так долго они были знакомы — гуанаковский год в Северной Шотландии, и вот сейчас встретились на пару часов, но Соций был уверен: ненормально это, когда у Гуанако, у ёбаной наглой рожи, рожа-то совсем не наглая, а вот такая. Каменная.

— Знаешь, командир, степная чума — это как Северная Шотландия, — совершенно обычным тоном заявил Гуанако, прищёлкнул языком. — Только удачи нужно больше, чем мозгов: заразиться — это не пулю схватить. Она ж воздушно-капельная, живучая. И лекарства нет, не бывает от неё лекарства, а хоть какой-то — даже самой дерьмовенькой — бодяги для иммунитета прислать не успели. Но в целом нестрашно, потому что когда от тебя почти ничего не зависит, можно расслабиться и верить, что пронесёт.

— А потом поспеют огнемётчики и выжгут даже тех, кого пронесло, — добавил Соций. — Слышал я, что там творилось.

— Да хуйня это, а не огнемётчики, — Гуанако возмутился почти. — Откуда их набирают, неужто из нашей армии?

— Не, не только. Хотя бывает: я сам до Бедроградской гэбни успел в Силовом Комитете малость послужить. Уровень доступа аж четвёртый, а на нынешнем шестом мне как-то сподручнее. Ни у каких фаланг на поводке хоть не бегаем.