Чума в Бедрограде

В общем, надо было как-то разбираться с Университетом, насмехающимся надо всем Бедроградом и его гэбней в первую очередь.

Андрей что-то соврал и поехал на Колошму.

Мёртвый 66563 с неприкрытым весельем в глазах слушал про эпическую битву за бордели и качал головой, не желал помогать. Говорил, что ничего он с Колошмы сделать не может, а даже если и мог бы —

Как раз для «даже если и мог бы» у Андрея был припасён рычажок. А в придачу — пробная модель устройства, записывающего изображение.

С неделю 66563 удалённо любовался на разнообразные методы физического и психологического воздействия, применяемые к его мальчику, и таки сдался, породил план потопления Университетской гэбни.

У Бедроградской гэбни имелись, конечно, свои собственные представления о потоплениях, но все эти университетские — они же совершенно ненормальные, у них голова по-другому работает, и Андрей был уверен, что топить их надо по-другому, по-университетски.

Стоило ему узнать мнение 66563 о том, как именно, — пронёсся слух о степной чуме. Всего один подозрительный больной, но Зиновий Леонидович, самый старший голова гэбни Колошмы, который остался там даже после истории с Савьюром, видел предыдущую вспышку и ручался, что чума вернулась. Андрею нужно было как можно скорее в Бедроград — пришлось даже оставить своих младших служащих в колонии, собиравшейся вот-вот закрыть ворота по случаю опасности эпидемии, и подсаживаться в ночной товарняк в одиночку.

Кошмар, глупость, непрофессионализм, рассинхронизация с собственной гэбней.

Андрею был тогда двадцать один год, у него руки чесались воспользоваться подаренным Бюро Патентов правом на знание правды о 66563, найти наилучшее решение проблем с Университетом —

…рассинхронизация, непрофессионализм, глупость, кошмар.

Из-за вспышки степной чумы Зиновий Леонидович, самый старший и непреклонный голова гэбни Колошмы, не мог не передать медикам и фалангам списки лиц, находившихся на территории колонии в момент обнаружения заболевших.

Бедроградская гэбня узнала.

Андрей ждал, что к нему применят ПН4.

Бахта спросил, не подохнут ли они вчетвером от заразы через пару дней.

Соций спросил, не сожрёт ли Андрея за эту вылазку Бюро Патентов.

Гошка ничего не спросил, выругался, съездил по морде и рассмеялся: «Ну что за младший отряд? Расслабься, проехали».

План потопления Университета от 66563 на практике оказался почти что ловушкой, пришлось всё-таки придумывать свой. 66563 с его мальчиком, к счастью, сгорели в чумном изоляторе. Вопрос наличия у Андрея сведений, не положенных по уровню доступа Бедроградской гэбне, рассосался сам собой: Бюро Патентов плюнуло, гэбня простила.

Сидя через семь лет на гэбенном диване в резиденции фаланг в ожидании очной ставки, Андрей никак не мог понять, почему, почему, почему —

Почему Бедроградская гэбня простила ему когда-то поганую Колошму и не простила сейчас внезапного исчезновения на несколько дней?

Почему ПН4?

— Да потому что нечего было исчезать в Медкорпусе, все же знают про твой детский вялотекущий роман с Медицинской гэбней! Первая любовь, блядь, — Гошка высказался с такой натуральной обидой в голосе, что Андрея передёрнуло. Неужто и впрямь можно было подумать —

«Головной убор — заказ второй твой — степь болезнь», — ногой, скрываясь от прослушиваний и подглядываний, сообщил Соций.

Андрей, как и остальные три головы Бедроградской гэбни, без каких-либо трудностей использовал гэбенный служебный тактильный код, но сейчас он вдруг засомневался в своих талантах перевода с языка ног на росский.

Второй заказ у Шапки — степная чума?!

Что за чушь, зачем она нужна, её же не лечат, ей не заразишь Бедроград на пару дней, чтоб потом вернуть всё обратно как было, только уже без Университета!

«Неправда», — коротко отозвалась нога Андрея.

На лице он изобразил самые непонимающие глаза, на которые был способен.

Просить степную чуму у Шапки?

Чушь, чушь-то какая отборная. Шапка профессионал, возможно, гений, но не бог же! Никто ещё не приблизился к разгадке структуры степной чумы ни на шаг, хотя столько пытались, какой к лешему заказ?

Сидели они на том самом круглом диване, на котором так легко видеть и касаться сразу всех. Это было хорошо и плохо одновременно: так похоже на то, что было раньше, ещё на прошлой неделе было, — и так иначе .

Соций справа, служба в армии развивает неведомое мирному населению пространственное мышление — мгновенно оценил расположение подглядывающих устройств относительно дивана и выбрал наименее просматривающийся угол. Он всегда говорит коротко и по делу, ему и объяснять ногами, что происходит.

Бахта слева, тактильный код не использует, но через пару минут таки придвинулся, прилип плечом. Кажется, действительно хочет верить Андрею, а не ломает спектакль для фаланг.

Гошка напротив.

Сидя напротив тоже запросто можно касаться, для того и проектировали в конце двадцатых гэбенные диваны, но — не касается. Непривычно подобрал ноги, избегает любого контакта и много, много говорит. То ли наказывает так за какие-то несуществующие промахи, то ли ему отчего-то сложнее всех, то ли сам не определился.

Андрей вздохнул.

— Я знаю, что мои связи с Медицинской гэбней всегда были сомнительны, — посмотреть как можно серьёзнее. Сейчас он изложит легенду, которую скармливал все эти дни фалангам, и остальная Бедроградская гэбня должна сразу сообразить и встроиться, иначе ложь выплывет. — Но кем бы я был, если бы меня не отвратили эти их безалаберные проекты контролируемого заражения? И ладно бы хотели проводить эксперименты в Столице, но нет, им надо обязательно сунуться в наш город! Вы же с самого начала знали, хоть и не одобряли: всё, что я делал, — я делал, чтобы избежать в будущем паники среди служащих, подготовить их. И да, можете продолжать считать, что я перестраховываюсь по сорок восемь раз, продолжать твердить, что пора лечиться… Гошка, можешь выжечь мне на всю спину клеймо «параноик», я не против, но не подозревай же меня в таком абсурдном предательстве! Кто ещё после этого параноик, спрашивается?

Бедроградская гэбня слушала внимательно. Делала усталые, раздражённые лица для подглядывающих фаланг, но Андрей чувствовал — слушала, впитывала каждое слово.

— Про клеймо я запомню, — невесело усмехнулся Гошка. — Правильно говоришь: перестраховываешься по сорок восемь раз, пора лечиться, пора-пора. И что, леший тебя дери, мы должны думать, когда ты не отзванивался из Столицы который день? Что коридоры Медкорпуса излечили вдруг твою паранойю своим святым стерильным сиянием?

— Я с вечера субботы сидел под замком у фаланг! — немножко невпопад возмутился Андрей, чтобы Бедроградская гэбня точно знала, где он прохлаждался. — Вряд ли мне дали бы приблизиться к телефону, даже если бы я очень попросил.