Лариса Райт - Плач льва

Юленька по-прежнему отправляла клиентов туристического агентства в разные точки земного шара и занималась ребенком, не переставая думать лишь об одном: о судьбе своего проекта. Она ждала звонка, и все-таки он стал неожиданным.

— Утвердили, — только и услышала она на другом конце трубки, и в ту же секунду почувствовала, как шаткий, неопределенный мир, в котором она находилась последнее время, медленно повернулся и снова встал с головы на ноги.

— Юля, где вы? Язык проглотили?

— Нет, я здесь.

— Хорошо, потому что это еще не все.

— Не все? А что, что еще?

— Еще предложение спроектировать такие же площадки по всему району.

— Нет!

— Да! Да, только при одном условии.

— При каком? Это как-то связано с оплатой? Мне все равно. Даже если она непростительно занижена, я все равно буду делать. Я хочу этим заниматься, я…

— Юля-Юля, не частите! И позвольте дружеский совет: в любом случае надо держать марку и знать себе цену. Но это так, отступление. Речь вовсе не о вашем заработке. Поверьте, он будет достойным. Условие, при котором вы получите данный заказ, лично мое, и оно, как бы это получше выразиться, носит личный характер.

— Личный? — Девушка почувствовала, что покраснела. — Что за условие?

— Вы поедете к родителям и расскажете о существовании внучки.

— Нет!

— Да, Юля! Ребенок — это не игрушка. Вы лишаете ее общения с родными людьми, нарушаете и ее, и их права. К тому же вашей малышке уже три месяца, ее давно пора зарегистрировать, а значит, и прописать. Вы об этом не думали?

Юленька думала. Она никогда не забывала о разговоре с девочками в общежитии, и была уверена в том, что теперь, когда у нее появятся лишние деньги, она легко сможет найти желающего за некоторую мзду оформить все необходимые документы.

— Я думала и, кстати, давно все придумала. И еще: вам не кажется, что это вообще не ваше дело?

— А вам не кажется, что все, чем я занимаюсь последние полгода, — не мое дело?

Юленька мгновенно устыдилась своей грубости.

— Простите. Но я действительно не могу рассказать родителям.

— Юля, это не блажь! Работа архитектора — это не просто стояние над чертежами, это и присутствие на объекте, и…

— Меня этому учили пять лет!

— Плохо учили. Иначе вы бы задумались, куда денете ребенка, когда станете сутками пропадать на стройках.

Юленька растерялась на мгновение, но тут же нашлась:

— Можно нанять няню.

— Конечно, чужой человек гораздо надежнее родной бабушки.

— …

— Юля, поверьте моему опыту: не теряйте близких людей добровольно. — Он некоторое время помолчал и с горечью добавил: — Судьба и так слишком часто отбирает их у нас по своей непонятной жестокой прихоти. Не лишайте себя того счастья, которое у вас есть. И дочку свою не лишайте. А впрочем, знаете, решайте сами: хотите — поезжайте, нет — так нет. Что я вас, как маленькую, уговариваю? Это ваша жизнь.

— Моя. — В голосе девушки слышался вызов.

— Вот и распоряжайтесь ею самостоятельно. В следующий четверг вас ждет префект, вам позвонят, я позволил себе оставить в управе все ваши телефоны, ничего?

— Да-да, конечно.

— Тогда до свидания.

Он положил трубку до того, как Юленька смогла что-либо произнести. Она не успела ни поблагодарить, ни попрощаться. Она не знала, когда в следующий раз и по какой причине этот волшебник снова ворвется в ее жизнь, не знала, случится ли это вообще когда-нибудь. Она знала только одно, еще до того, как услышала короткие гудки телефона: она выполнит его просьбу, она поедет.

Юленька так и сделает: все расскажет, покажет, покается, попросит о помощи, поплачет в обнимку с матерью, вытерпит молчаливые упреки отца и сама не заметит, как чудесным образом наконец превратится в Юлию.

Новое дело полностью захватило не только Артема, но и Марту. Теперь овчарка уже не лежит спокойно на своем месте, когда он возвращается с работы. Собака встречает его у двери, крутится, мешая раздеться, заглядывает в глаза, спрашивая: «А сегодня пойдем?»

— Пойдем, пойдем, только перекушу, — Артем направляется в кухню, Марта неотступно следует за ним. Садится рядом и следит за каждым движением, и тут же вскакивает, как только ей кажется, что хозяин наконец встает.

Но сегодня Артем никуда не торопится, он ждет гостей и немного волнуется. Его нервозность передается и собаке: она никак не может определиться, где встать, как сесть и куда лечь. Как только овчарка наконец вытягивается вдоль дивана, раздается звонок. Она трусит к двери, опережая хозяина, и, мгновенно определив, кто сейчас окажется на пороге, начинает нетерпеливо поскуливать и даже подпрыгивать, отрывая от пола передние лапы.

Ее маленький друг в сопровождении мамы осторожно заходит в квартиру. Растерянный, недоверчивый взгляд исподлобья тут же сменяется веселым и беззаботным, как только он замечает овчарку. Его больше не волнуют ни незнакомая обстановка, ни отсутствие привычных игрушек, ни то, что Артем уже несколько раз дотронулся до него, помогая развязать шарф и снять сапоги. Все мысли ребенка заняты предстоящим общением с овчаркой. Артем доволен: очередной эксперимент сразу же оказался удачным — собака в сознании Никиты является орудием, способным оградить его от любых неприятностей, защитить от всяческих невзгод. Рядом с ней он готов воспринимать окружающий мир и впускать, пусть медленно и неохотно, части этого мира в свой круг доверия. Мальчика не интересует, где именно он оказался, быт Артема его нисколько не занимает.

Но о его матери этого сказать нельзя. Удостоверившись в том, что ребенок не собирается закатывать истерик, она начинает с любопытством оглядываться по сторонам. Они довольно давно знакомы с Артемом, но общаются от случая к случаю, и в его доме она в первый раз. Много ли времени необходимо женщине, чтобы, оказавшись в квартире мужчины, заметить там следы пребывания другой представительницы прекрасного пола? Отнюдь. В жилище Артема подобных следов найти невозможно, зато обращают на себя внимание вещи, кричащие об обратном: если женщины и заглядывали сюда когда-либо, то надолго наверняка не задерживались. Нет, в комнате — ни ужасающего беспорядка, ни разбросанных по полу носков, ни кучи неглаженого белья. Пыль вытерта, пол вымыт, а с кухни доносится призывный свист кипящего чайника, но нет того, что в одно мгновение выдает незримое присутствие женщины: ни одной сколько-нибудь бессмысленной безделушки на полочке, ни одной статуэтки, ни одной вазочки для цветов, ни одной фотографии.

— Так ты живешь один? — спрашивает она скорее машинально, нежели для того, чтобы удостовериться в собственном предположении.

— Почему один? С Мартой. Я пойду, чай накрою. Ты пока осмотрись.