Дарья Форель - Лечебный факультет, или Спасти лягушку
- Название:Лечебный факультет, или Спасти лягушку
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, Астрель-СПб, ВКТ
- Год:2011
- Город:Москва; Санкт-Петербург; Владимир
- ISBN:978-5-17-075381-9, 978-5-9725-2113-5, 978-5-226-04425-0;
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Дарья Форель - Лечебный факультет, или Спасти лягушку краткое содержание
Каждый день учебы в «меде» полон больших и маленьких трагедий. Преподаватели, требующие взяток, цинизм и халатность руководящих практикой врачей, жестокие шутки сокурсников, смерть пациентов и врачебные ошибки. Студенты не замечают, как сами становятся такими же черствыми и равнодушными, как те преподаватели, которых они поначалу презирали.
Клятву Гиппократа, видимо, писали для кого-то другого…
Дарья Форель родилась в Москве. В раннем детстве вместе с родителями уехала в Израиль, где отслужила в армии и побывала в горячих точках. Затем вернулась в Москву и поступила в медицинский институт. Реальная учеба в медицинском вузе оказалась далека от Дашиных романтических представлений…
Лечебный факультет, или Спасти лягушку - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
У Кати томно хрустнули склеенные страницы книги Морозова, Игнатьев и Нанзат тихо прокрадывались к двери. У Саяны откуда-то вдруг выпал набор для шитья
— Я полагаю, что общество перестраивается, обновляется. У человека появляются новые возможности. Однако обедняются изначально заложенные в человеке ресурсы. Мы были созданы таким образом, чтобы вспахивать луг…
Короткое поднял руку:
— Одну минуточку. Луг или плуг? Я не записал.
Голованов нахмурился и продолжил.
— Возможно, мы тратим жизнь на некую материальную субстанцию. Не возможно, а точно. Однако в нашей стране обстоятельства заставляют человека не жить, а выживать. О чем я, собственно? У нас формируется новый класс — недобуржуа. Кто эти люди? Чем они живут? Чем дышат?
Мне было скучно. Я вмешалась:
— Вы, это, марксист?
Голованов проигнорировал и меня.
— Я ношу третий год вот эти вельветовые штаны. Если вы спросите — да, они мне порядком надоели. Однако в вашем возрасте я установил, что не смогу жить одной материей. Родители мои были настроены иначе. Жалею ли я? Разумеется, нет. Нельзя жалеть о том, что судьба наделила тебя определенным складом духа. Но можно жалеть, что другие люди покупают яхты. Зависть? Нет, я бы не сказал…
Я встала.
— Вы не заметили, что полгруппы покинуло аудиторию?
Голованов огляделся по сторонам. Пару раз прошелся пальцем по правой ноздре.
— Заметил. Пускай народ не слушает. Это их дело.
— На экзамене — отражается?
— Ни в коем случае. Вы будете готовить рефераты. Поэтому садитесь и не бойтесь. И помните — кому неинтересно, тот сразу может идти.
Игорь вскочил и с муравьиной деловитостью собрал свой портфель.
Затем взгляд Константина Леонидовича рассеялся. Голос немного притих. Его речь стала напоминать электрокардиограмму умирающего. Ровная нить с редкими острыми холмами.
— Жениться? Я раньше хотел. Но каждый должен жениться на человеке, похожем на него самого. Обладающем идентичным фенотипом. Нехорошо, когда в паре один темный, а другой — светлый. Это портит общую картину. Гены смешиваются. Некоторые разновидности людей скоро вымрут, как амурский леопард. Это ненормально. Мне, например, подошла бы блондинка…
Мне было жалко Голованова. Во-первых, он надрывался. Во-вторых, он был глубоко несчастным человеком. Неудачники вообще народ несчастливый. Снова ковырнулась националистическая тематика. Столько нацизма и плюрализма в одном здании я раньше не видела. Но это — не самое грустное. Я решила с ним поговорить. Поговорить как будущий терапевт.
— А чем вы увлекаетесь?
— Охотой.
— Правда? У вас есть винтовка, ружье?
— Нет. Одалживаю у друга.
— Каким был ваш последний трофей? Вы подстрелили утку? Или, может быть, зайца?
Голованов помял свою ладонь, издав несколько звонких хрустов. Глаза его забегали. Кажись, он решил пошутить:
— Я подстрелил… егеря. То есть в ногу.
— Надо же!..
— С тех пор не могу точно сказать, что у меня есть увлечение.
— Ужас! Вас судили?
— Нет, все обошлось. Егерь оказался привыкшим, Ну ладно, приносите на следующий урок доклад. Я проставлю вам оценок на неделю вперед.
— Спасибо, принесу.
Он всем телом подался вниз, пытаясь меня разглядеть
— А вы, часом, не еврейка?
— Ну да. А что?
— Вот, я думаю, представители вашей нации — самые шустрые. Самые понимающие жизнь люди, — эта фраза была наполнена ядовитым презрением, — Вы, наверное, отличница, да? Точно отличница. Сразу видно.
— Не хочу вас разочаровывать, но я надеюсь получить свою первую четверку именно на вашем экзамене. У меня ничего никогда не шло, кроме гуманитарных предметов.
— Как, вы отстаете? Неужели вы позволите этим гоям вас обогнать?!
— Да, отстаю. И что?
— А родители вам что говорят? Наверное, вашу мать это очень беспокоит.
— Мою мать ничего не беспокоит. Она вообще человек уравновешенный. А вы, я посмотрю, тревожитесь часто. Особенно относительно национальностей.
— Нет, да вы что! Как вы могли такое подумать? У меня много друзей-евреев. Карпович, Рубинчик, Ульянский…
Есть такая закономерность: если человек говорит, что у него много друзей, предположим, евреев, или грузин, или, допустим, бурят, — он явно кривит душой. Либо не друзья они ему вовсе, либо он просто бытовой шовинист. Обычно это сочетание и того и другого. Голованов открыл дневник и пометил тех, кто покинул нас преждевременно. Вскоре прозвенел звонок.
Вот, подумала я, слава богу, нашелся антисемит. А то уже прямо неясно было, чем украсить этот торт из классовых предрассудков, гнусных стереотипов и простой мизантропии. Как раз отыскалась красивая вишенка. Прямо хочется положить на самую верхушку. К тому же антисемит — это как-то личностно. Всегда приятно ощущать индивидуальный подход.
Дальнейшие занятия проходили так же. На них присутствовали только я, Коротков и Цыбина с Лаврентьевой. Остальные для видимости заходили, потом — отпрашивались в уборную и исчезали до самого конца. Меня эти занятия развлекали. Страстные речи Голованова впервые в жизни вызвали во мне — как бы правильней выразиться? — художественный интерес. Тогда я этого еще не осознавала. Просто нравилось за ним писать, как под диктовку, а потом — читать и формировать что-то новое. Я записывала все, что он говорил. Получалось смешно. Потом этот текст я немного корректировала. Добавляла в него сцены с уроков. Отмечала, кто как реагировал на ту или иную реплику.
Голованов признался:
— Если бы это было возможно, я бы всех этих жирных попов расстрелял.
Вмешался Коротков:
— Это чья цитата? Я этого не вижу в учебнике…
И у меня появляется в тетради соответствующая сценка.
Саяна время от времени тоже приходила. Она занималась тем же, что и я, только немного в другой форме. В ее альбоме появлялись мечты Голованова. Вот он на яхте, которую купил Абрамович. Вот он идет под венец с блондинкой своей мечты. Вот он отстреливает попов из огромной винтовки.
Мы обе тайно молились, чтобы Голованов об этом ничего не узнал. Иногда даже у нас с Саяной получались комиксы. Она — рисовала, я — добавляла надписи. Вскоре вместо живого человека у нас получился самостоятельный персонаж. Мы назвали его — Голова.
За неделю до экзамена мы так же сидели на уроке. Голованов, как обычно, объяснял нам, почему, кого и как надо уничтожать. Я все внимательно записала. От и до. Получилось вкратце вот что:
— Если разобраться, евреи контролируют мир. Большинство американских политиков — евреи. Кроме того, у них есть специальная организация, которая порабощает нас — славян и буддистов. Они используют специальную психотехнику, о которой узнают на курсах боевой подготовки в армии обороны Израиля.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: