Денис Осокин - Овсянки (сборник)

журчальщики-гнильщики поют:

валентинс только и успел что отстегнуть подтяжки — сбросить несвежие трусы — и выкинуть пару коленец — как пугало вдруг громко расхохоталось. в общем-то смеялись здесь давно и все — но пугало неожиданно прогрохотало на весь пустой дом — оцинкованной башкой застучало о пол. все к нему повернулись. притихли. пугало ведь — начальник. дятел-обсерун! — звучит неплохо! — сказало пугало. — я придумал новую игру. и так — сыграем в дятла-обсеруна. тро-ло! ло-ло-ло!.. — закричали радостно все. — а как играть в нее, пугало? пугало важно посмотрело на друзей: ну… я буду сидеть посередине комнаты на полу очень и очень грустный. а вы все прыгайте вокруг и пойте про то как отвратительный дятел на меня нагадил. только смотрите — чтобы у истории был хороший конец и зло было наказано! подходит? барин, а какой же припев? — спросила пырялка-дергушка и зевнула. пугало очень долго думало. его фантазия неожиданно закончилась. — ну — кричите бубликус… или лучше — бубликус-скотина. да — именно так!

пугало уселось в центре комнаты прямо под лампочкой. (вернее под патроном — лампочку хозяева унесли. а пугало и его ребята видят без света.) обхватило голову сокрушенно. и снова валентинс расстегнул подтяжки и уронил трусы. это было сигналом к действию. все запрыгали и запели:

повисла тишина. все просто онемели. никто не ожидал такого развития событий. аусма громко заплакала. пугало потемнело и улеглось лицом вниз. пробормотало: ничего себе… как же вы могли? что мне теперь — застрелиться? убитые горем агрис и юрис шепнули: импровизация — страшная штука. пугало перевернулось на спину — и все увидели что лицо у него в слезах. пугало простонало: идите все спать. как-нибудь заройтесь. всего хорошего… так быть не должно! не должно! — яростно завопил валентинс. — мы должны отомстить им! родненькое пугало, подожди! мы им покажем!.. и зазвучала новая песня. сначала не очень уверенно — но понемногу все громче и торжественнее. как костельный орган.

зимняя ночь. темный дом. а внутри него пляшут. вот что обычно творится в занесенных снегом дачных пустых домах.

у маленькой марты из деревни листренини — день рождения. день темный с утра. снег идет — густо-густо. и в форточку залетают снежинки. ее уже конечно расцеловали родители и злющая старшая сестрица. накормили вареньем и колбасой, еще мороженым. сами ели холодец. теперь все крутятся по хозяйству. а марта сидит у окна и грустит. пугало заглянуло к ней в гости. маленьким девочкам пугало всегда большой друг. а уж девицам на выданье и молодым женам!.. — м-м!.. но об этом позже. марта рада пугалу — но молчит. пугало молчит тоже. в оконной раме — мертвый жук. хочешь я оживлю его, мартышка-марта? — пугало наклоняется к мартиной голове. оживи. — марта шепчет. — это песчаный медляк — он лежит тут с осени. ах марта, да бог ты мой! — откуда такие знания? — я и сам-то его не сразу узнал! — пугало стукает кулаком по стеклу — и жук оживает. дальше — они сидят уже втроем. марта показывает пугалу и жуку свои блокноты с наблюдениями за живой природой, с рисунками, со стихами о деревьях, о рыбах, о жуках. это вот про тебя. — говорит песчаному медляку и зачитывает вслух такие строчки: ‘поцелую в губки! ты моя скорлупка!’ медляк от счастья делается то зеленым, то голубым. день рождения марты получился. как же это хорошо! родители со двора зашли — опять достали колбасы с вареньем. холодец. шиповник на коньяке. пугало танцевало с мартиной старшей сестрой — на глазах у всех гладило ее по спине. марта и жук о чем-то шептались под столом. родители марты сидели на табуретах у окна где недавно еще спал жук — смахивали с лиц то улыбки то слезы — наверное вспоминали про что-то. эту историю нам подарила марта карлисовна смирнова — старенькая-старенькая госпожа декан биологического факультета университета в полоцке — узнав что мы пишем новую книгу об огородных пугалах.

писатель из даугавпилса зимовал в силене вместе со своей женой. сидел у окна за столом — к комнате спиной — писал писал, листал словари и карты — и сидя вот так, все время огорчался оттого что жена его не подойдет к нему, не обнимет, не позовет на диван. сам-то он если встанет и обнимет ее, осторожно опрокинет на спину, начнет целовать — она ответит на его поцелуи, и снимет трусы, и в ванну потом ненадолго сходит — и он сходит после нее — и вернется за стол. но это же ведь мучительно… ну что такое! ну сколько можно придумывать, ждать за всех, устраивать всем встречи — а самому не дожидаться? — думал писатель весь световой день — а ближе к вечеру всегда одевался, обувался и шагал в магазинчик за коньяком. силене ведь очень мало — сельцо при трассе — у белорусской таможни. хорошо хоть пугал тут предостаточно. у магазинчика всегда толкутся, бубнят. мешают продавщице. здороваются с писателем — а он с ними. вот и еще один день прошел.