Новый мир. № 9, 2000

Март. Обветрены уста…
Живописные места!
Жаль, что рейсовый автобус
Ходит только до моста.
Если б угры или фрязи
Обжились в таком краю,
Под бетон ушли бы грязи
В туристическом раю.
Что ты, что ты! Тьфу, не сглазь, —
Пусть уж лучше будет грязь!
Просто власть лукавым глазом
До нее не добралась.
Пешеходу грейдер сносен
Чуть ли не до посевной.
Правда, есть еще и осень, —
Но не сразу ж за весной!
Так куда же я иду
По замерзшему пруду,
Посередке, там, где с лодки
Самый раз кидать уду?
Правда, если встанешь рано,
Прежде целого села,
Правда, если рыбохрана
Накануне подпила.
Снег уже слоится весь,
Как бумаги чистой десть…
Я иду пока что к цели,
И она пока что есть.
Очевидна и конкретна,
Казуистики чужда.
По зиме — три километра,
Летом — больше вдоль пруда.
Что ж! Для цели — невдали,
Хоть считай на лье и ли.
Там жила в усадьбе тетка
Гончаровой Натали.
Там в моей каморе дымной
Даже мыши не живут.
Там меня Марин Владимной
Соблазнительно зовут.
Там, не по летам мудра,
Нечистоты из ведра
Льет в канаву Антонина,
Медицинская сестра.
И такие знает были,
Что не в радость ей и флирт.
Мы с ней делим быт бобылий,
Пьем неразведенный спирт.
Там от инея пернат
И нахохлен старый сад.
Досыпает до подъема
Специальный интернат.
Где я вкусы возмущаю,
Набекрень нося берет,
Где я тайно замещаю
Кадр, гуляющий декрет.
Где, прошедший сквозь барак,
В винно-водочных парах
Невменяемый директор
Топит совесть или страх.
И душой своей незлою
Заодно со всей страной
Грезит «Малою землею»,
«Возрожденьем», «Целиной».
Там сейчас, как дважды два,
Спит и мой четвертый «А»…
В спальне утром плюс двенадцать
По причине воровства.
Всей стране легко ли, туго ль
На недвижимом возу.
Кочегары хитят уголь —
Сраму ни в одном глазу.
Если страж подслеп и хром,
Вор не зазрится вором…
А мальчишечьи покои
Пахнут что твой гипподром…
Плавно, будто бы намылясь,
Нарождается заря…
У окна — однофамилец
Пламенного Кобзаря.
Отвращает корешей
Серной течью из ушей.
Он из дома новым папой
Вытолкан сюда взашей.
Их стеречь остался на ночь,
Перестроживши на дню,
Воспитатель Петр Иваныч, —
Я сейчас его сменю.
Здесь мужчина-педагог
Без натяжки царь и бог.
Он изъяны дисциплины
Мордобитьем превозмог:
— Придавлю тебя, нахала,
Аж посыпется труха!
Руки ложь на одеяло
От онанова греха…
Бледен изжелта, как воск,
С опухолью, жрущей мозг,
Дрыхнет Паша-обаяша,
Избежав моченых розг.
Вспыльчивее дикобраза,
Благороден, словно лев…
Предки Пашу в год два раза
Навещают, протрезвев.
Положительный Блинов
Вовсе пусть не видит снов —
Ни родителей кровавых,
Ни дорожных катастроф…
От него лежат налево
Малолетние дельцы —
Братья Жора и Валера,
Антиподы-близнецы.
Генетический каприз —
Квазимодо и Нарцисс.
Собирают с однолеток
Препорядочный акциз.
Входят в прочный, регулярный,
Сводный летом и зимой
Продотряд каникулярный
Не берущихся домой.
Мамки — нощные бойцы,
Забубенные отцы, —
Вот и мают кошт казенный
Антиподы-близнецы.
Государственной заботе
Предоставлены они.
Педагог, забудь о льготе,
Отпускные скомкай дни.
Смена утренняя — крест:
Поголовный диурез…
А напротив спят девчонки —
Восемнадцать койко-мест.
Воспитания пробелы,
Роковые имена —
Нелли, Стеллы, Изабеллы,
Точно в «Яме» Куприна.
В изголовии — киот
Из журнала дамских мод,
Бонбоньерки из открыток
С видами целебных вод.
Сучки, язвы и занозы —
Слабый пол в четвертом «А».
Неестественные позы
И заемные слова.
У одной туберкулез,
У другой педикулез,
А у третьей, перестарки,
Кукиши грудных желез.
И подглазья посинели
На потраву стукачам,
Но — секрет полишинеля
Их забавы по ночам.
Воздух мартовский сквозист…
Время — точный прогнозист.
Я иду после ангины
И несу больничный лист.
Наста корка вырезная,
Желтой наледи наплыв…
Я стихи пишу — я знаю,
Что такое перерыв.
Это значит — все с нуля,
Снова с «до», засев на «ля».
Выстлалась на месте вспашки
Целиковая земля.
Ни былиночки, ни щели —
Лишь сорняк да самосад.
Время — хитрые качели:
Вверх — вперед, а вниз — назад.
Не воздам я по грехам
Ни орлам, ни петухам,
Ибо временные кадры
Втуне детям и стихам…
Гололедка на угорье
Да поваленный забор, —
Здесь натура в переборе,
А дизайна недобор…
Кто стоит сам по себе —
Вне общины, не в гурьбе,
Без пальтишка, в непотребном
Интернатовском хэбэ?
Коридором крался длинным,
Вахтенного обминул,
Требованья дисциплины
Не чинясь перешагнул!
Он дверной откинул крюк…
Ну, подарок, ну, кунштюк!
Как зовут его, не помню,
А по прозвищу — Утюг.
Здесь, где верховодит навык —
Не эксперимент сырой,
Где ни левых нет, ни правых,
А единый общий строй!..
Раз, в утробном ни гугу,
Стало тошно Утюгу.
Сочлененья он расправил —
Дескать, больше не могу.
И в щелеобразный выход,
Подтянувшись на руках,
Устремился слишком лихо,
Сплющив голову в висках.
Нет бы уповать на вдруг,
Как прибоя, ждать потуг…
Акушер щипцы отбросил,
Буркнул: — Тоже мне утюг!.. —
В мир, на диво гармоничный,
Прибыл он, полуживой,
Но за то, что выбил днище,
Поплатился головой.
Не умен и не дурак,
Акушерский этот брак
В сильных чувствиях замечен
Тоже не был — ну никак…
Упасает око веко,
Я пасу четвертый «А»,
Маленького человека
Различая, но едва.
Да и чем еще судьба
Сверх конического лба
Одарила самозванца
И восставшего раба?
Древа жизни хилый листик,
Не мизер и не ва-банк,
Должностных характеристик
Неприметный левый фланг.
Из варяг идя и грек,
Личность нажил имярек,
Дополнительности признак
Внес в понятье «человек»…
Хоть картина Рафаэля
И превыше сапога,
Ординарность в самом деле
Мне мила и дорога.
Но герой, попавши в круг,
Спился с круга, сделав крюк,
А нарушил распорядок
Снова именно Утюг!
Тут бедняга на сердяге,
Сирота на сироте.
Тут боишься в передряге
Молвить слово в простоте…
Из утюжного житья
Почерпнуть могла бы я
Матерьяльца лишь на очерк
«Многодетная семья».
Где родят без понуждений,
А и требуют наград, —
Вот дитя без рассуждений
И попало в интернат.
Впрочем, шлянье во дворе
Без пальтишка на заре
Попаданием чревато
К Антонине, медсестре.
Но гулять полуодетым
Он привычен по утрам,
Ибо семьям многодетным
Не до выдуманных драм.
Может, кто его побил?
Может, образ в нем сгубил
Воспитатель Петр Иваныч,
Мужеложец и дебил?
Пахнет малый, как творожный
Завалявшийся сырок…
(Глаз таможный, смех безбожный
Мне откликнутся в свой срок!)
Отворяю горлом звук,
Строгостью глушу испуг:
— Ты кого тут ожидаешь?
— Вас! — осклабился Утюг…
Я б хотела, чтоб холера
Иссушила мой состав.
Чтобы Жора и Валера
Шли, объятья распростав.
Чтоб, не застегнув штанов,
Мчался горестный Блинов,
Чтоб за Пашей-обаяшей —
Строем — десять пацанов,
На которых за полгода
Я ухлопала пять лет,
У которых ни свободы,
Ни ее эрзаца нет.
У которых из слюнявок
Детство вырвала беда,
У которых только навык
И надежда — кой-когда.
Чтоб они ко мне навстречу
Вышли сонмом, чуть дыша.
Чтобы встала выше речи
Их молчащая душа…
Мой глотательный недуг
Выполоскан — и затух.
Мне навстречу в одиночку
Никакой пришел Утюг.
Умилителен, но скучен,
Как тут воду ни мути.
Он — почти — благополучен,
Он безнравственен — почти.
Утюга отец и мать
Не душить, так обнимать
Будут дома в дни каникул —
Тоже надо понимать!
— Это что еще за штуки
Ты устраиваешь тут?! —
Ледяные в цыпках руки
Шею давят, книзу гнут…
— Ну чего ты! Ну идем,
Через пять минут подъем… —
И малиновая пена
Заливает окоем…
Скоро все мои пробелы
Явят — это не секрет —
Нелли, Стеллы, Изабеллы
Той, гуляющей декрет.
И меня с моим беретом
На большие времена
Вмиг затмит авторитетом
Постоянная она.
Под вишневую пургу
Я отсюда убегу.
Что скажу я на прощанье
Преданному Утюгу?
Мы присядем на дорогу
В отцветающем саду.
Я предам любовей много,
А героя не найду.
Где поймешь, где угадаешь,
Перейдешь на воляпюк…
— Ты кого тут ожидаешь?
— Вас! — ответствует Утюг.