Роман Сенчин - Изобилие (сборник)

Евгений Сергеевич почему-то хохотнул:

– Нет, ушли.

Потом патруль сообщил по рации о факте квартирной кражи, там узнали от потерпевшего, как проникли, адрес, подъезд.

– Идите домой, – сказал сержант, – скоро приедут.

Евгений Сергеевич, не прощаясь, побежал домой. Прохожие вокруг спокойны, выгуливают собак, несут куда-то мусор, подростки на скамейке слушают музыку.

– Боже мой! Боже мой! – начинал приходить в себя Евгений Сергеевич. И чем больше приходил, тем страшнее становилось. Деньги, почти пятьсот тысяч! Магнитофон, телевизор «Рассвет», ковер, куча кассет, выходной костюм, бесценная двенадцатиструнная гитара!

– Боже мой! Боже мой!

Евгений Сергеевич ворвался домой и удивился, что убежал, не закрыв дверь.

– Боже м-мой!

Он сел на табурет на кухне, бросил голову в ладони. И сколько сидел так, погруженный в ошеломление, не сознавал.

Потом стук в дверь. Не острый, а глухой, широкий – боком кулака. Евгений Сергеевич вскочил, открыл дверь, не спрашивая: «Кто?»

В лицо свет фонарика, недовольный, усталый голос:

– Милицию вызывали?

– Да, да! Проходите, пожалуйста!

Через пятачок прихожей в зал проследовали четыре человека в штатском, один в форме, старшина.

– Ну что у вас? – спросил коренастый, обаятельно-суровый мужчина. Лицо сухое, глаза красные, словно не спал несколько суток. Из-под расстегнутой кожаной куртки выглядывает рукоять пистолета.

– В-вот… обворовали, – развел подрагивающие руки Евгений Сергеевич.

– Тэк. Что похищено?

– Много чего… гитара, телевизор, магнитофон, – заторопился Губин.

Но мужчина прервал его:

– Ясно. Кого-нибудь подозреваете?

– Кого… Нет. Курят тут подростки… у забора. Не знаю…

– Один проживаете?

– Один… да.

Мужчина прошелся по комнате:

– Тэ-эк. Через форточку?

– Да! – бросился Евгений Сергеевич к окну. – Сетку тут вот сорвали, сломали задвижку…

– Ничего не трогать!

Губин отдернул руки.

– Тэк. – Мужчина обернулся к своим: – Вы работайте, а я пойду здесь пройдусь…

Потом Евгений Сергеевич определял, что украдено, а один из милиционеров записывал.

– …ковер был на стене… костюм серый… Нет! Здесь. Костюм здесь! Вот свитера нет. Черный свитер… шерстяной… польский… Зимняя шапка… песцовая… Еще… Нет, здесь все вроде бы… Кассеты… Кассеты почти все.

– Сколько штук?

– Сколько?.. Штук тридцать… даже больше… не знаю…

Тем временем еще один милиционер принес белый металлический чемоданчик, стал снимать отпечатки пальцев с окна, от чего на рамах оставались бурые пятна… Потом на кухне составляли протокол.

Евгений Сергеевич рассказывал, как было дело:

– Ушел в восемь часов на работу…

– Число?

– Вчера… Пятое октября.

– Дальше?

– М-м… Ушел на работу… оттуда к другу пошел на день рождения…

– Так. Дальше?

– Потом… там остался ночевать…

– Так, так. Имя, фамилия, отчество вашего друга?

– А? А зачем?.. А, Макаров, Андрей… Андрей Борисович.

– Дальше?

– Утром… От него сразу пошел на работу…

– Угу. Да, где вы работаете?

– Я?.. В музучилище работаю… педагог…

– Ясно. Дальше?

– Вот пришел… а тут… вот…

– Время?

– М-м… Часов в семь. Да. Вечера!

– Ясно. Дальше?

Милиционер, что писал, был утомлен, часто черкал, тихо ругался.

– Пятый сочиняю сегодня, – объяснил он. – Запарился вообще… Так, вот ознакомьтесь, все ли верно.

Евгений Сергеевич взял бумажку, посмотрел на неразборчивый почерк.

Милиционер ткнул ручкой в свободное на листе место:

– Напишите вот здесь: «Мною прочитано, с моих слов записано верно». И подпись.

Потом Губин искал паспорта на телевизор, магнитофон, процессор кухонный «Золушка». Нашел только на телевизор. Потом стучался к соседям, но не достучался.

– Да и вряд ли они что-то видели, – отмахнулся один из милиционеров. – А если и видели, то не расскажут.

Написал Евгений Сергеевич заявление. Сняли с него отпечатки пальцев.

– Зачем? – удивился он и даже оскорбленность почувствовал.

– А как же? – удивился тот, что был с белым чемоданчиком. – Как мы отличим ваши пальцы от посторонних? Садитесь. Давайте правую руку…

Потом милиционеры ушли.

Старший, в расстегнутой куртке, сказал на прощание:

– Ну, все. Если что появится, дадим знать. И вы тут помаракуйте, может, что выясните. На рынок походите… Открываем уголовное дело. Тэ-эк… Счастливо.

– До свидания.

Евгений Сергеевич закрыл дверь, постоял, глядя на нее. Страшно было повернуться, увидеть… Наконец пересилил себя, повернулся. Выключил свет на кухне, прошел в зал. Закрыл окно, осмотрелся, несмело, как на чужую, сел на кровать. И квартира, и обстановка в ней были тоже как будто чужие. Начать наводить порядок, белье в шкаф сложить. Нет, потом. Потом.

Глубокая ночь. Было тихо, странно спокойно. Евгений Сергеевич сидел на краю кровати, смотрел в угол больными глазами.

1995 г.

До пяти я валялась на кровати и читала захваченный с подоконника в туалете номер «Я молодой», потом оделась, взяла сумку и пошла в Торговый центр за матерью. Она сидит там, продает книжки за двадцать процентов.

– Ну как? – спрашиваю, укладывая книги в сумку.

– А-а, три штуки… восемь тысяч нам.

Потом мы идем домой. Я тащу сумку, а мать катит другую, на колесиках. Наш дом – общежитие от мебельной фабрики, там давно все перемешалось, комнаты приватизировали, электрические плиты растащили из кухонь, в первый этаж вселились беженцы из Казахстана… Мать когда-то работала на фабрике, но ее сократили по болезни, теперь получает пенсию, которая даже не ощущается. А я нигде не работаю, после девятого никуда не пошла – что толку… Мать целыми днями сидит на Торговом, а я валяюсь дома, в мерзкой комнатешке три шага на пять, или торчу у Светки, слушаем музыку. Вечером ухожу на улицу. Мать не орет, когда я прихожу среди ночи или утром, привыкла. А меня и она, и эта нора достали…

И вот я надеваю кожаную мини-юбку, белый свитерок, подвожу глаза и ухожу. Стоят последние теплые вечера, кончается август. На Торговом светло от множества фонарей, ларьки работают всю ночь и светятся разноцветными лампочками. Бутылки, шоколадки, сигареты, презервативы, зажигалки, жвачка… Тут постоянно тусня, музыка играет, бабки уговаривают купить стакан семечек, парни подкатывают на тачках за бухлом, и есть шанс провести ночь классно.

Я покупаю пластик «Орбита», чтобы изо рта вкусно пахло, встаю под фонарь и смотрю туда-сюда. Иногда, правда, бывают истории, но я научилась выбирать тех, с кем весело и неопасно. А залететь я не боюсь, после аборта в прошлом году залетов не было.

– Хэй, киска, пошли с нами, повеселимся! – предлагает один из двух здоровюг в синих спортивных костюмах, с бутылками водки в руках.