Роман Сенчин - Изобилие (сборник)

– Не, – морщусь я.

– А чё? Пошли!

Я иду к другому фонарю, они – в другую сторону; с этими можно вляпаться нехило. Сразу по рожам видно. Сейчас бы толпу веселеньких, с девками, таких – ну, еще школьников. Где-нибудь потанцевать на хате, бухнуть, цивильно попихаться… Мать сейчас сидит на кровати, смотрит в пол, голову руками обхватила. Каждый вечер такое. А Светка ушла к Вовке. А я тут…

– Привет.

О! Это мне как раз! Прыщеватый колокольчик подгреб.

– Привет!

– Кх… ты одна?

– Ага.

– Может… ну, это… может, сходим куда-нибудь?

– Может, – говорю я и пытаюсь надуть шарик из жовки, а он смотрит на меня, такой робкий, пятнадцатилетний тинейджер, глаза бегают.

Кашлянул:

– Пойдем?

– Давай водки купим!

Мы подходим к ларьку «Минал», здесь водка самая дешевая (ну, из нормальных, конечно), паренек достает из кармана пачку пятисоток. Отсчитал, купил бутылку «Столичной».

Двухкомнатка, никого нет, пятый этаж. Родители где-нибудь на даче, а он вот решил…

– Ты запиваешь?

– Не-а.

На журнальном столике сало, немного сыра, хлеб, огурчики. Он запивает водку «Юпи», а я самодовольно не запиваю. Играет какая-то спокойная музыка, светит фонарик на стене. Хоть не весело, зато уютно. Выпиваем по две рюмки, он совсем не умеет пить и уже поехал.

– Ю-у… Юль, ты не торопишься?

– Не-а. Может, еще?

– Я все, а ты, конечно…

Я наливаю половину рюмочки, пью, съедаю ломтик сыра, пару ломтиков огурца. А он подвигается ко мне, кладет руку на колено. Ладонь потная, сам весь напряженный, перепуганный. Я смотрю на него и улыбаюсь.

– Юль, – шепчет он, и лицо его перед моим, и мы «сливаемся в поцелуе».

Потом на диване. Он шарит по мне руками, ему ведь все это ново, ему страшно и интересно. Мне забавно, я помогаю ему. У меня фигурка ничего, лицо тоже, ноги красивые, гладкие, волоски обпаливаю спичками.

– Юль, Юль…

Да, это, скорее всего, на всю ночь. Классно. Еще одна ночь, правда, не слишком веселая, зато не дома.

Сентябрь 1995 г.

Лариса сидела на скамейке, ожидая мужа. Заканчивался рабочий день. По бульвару спеша и не спеша двигались пары, компании и одинокие люди. Сейчас и Виктор выйдет из своей типографии, они традиционно, как почти каждый вечер, прогуляются до фонтана и пойдут домой. Ужин уже готов, по телевизору вечером детектив.

Прохладно, середина сентября. С тополей иногда тихо падают листья. Дышится глубоко, воздух хороший, вкусный. Конечно, как и всегда осенью, немного грустно. Ощущается, как жизнь течет, хоть и неплохо, но течет непрерывно, день за днем, день за днем. И не вернуть. Сладковатая такая, даже приятная грусть.

Вот придет Виктор, они обнимутся, и станет совсем хорошо.

Лариса посмотрела в сторону типографии. Пока нет. Снова перевела взгляд на деревья, на проходящих мимо людей.

К ней подошел молодой человек, сидевший до того на противоположной скамейке. Черная куртка, порванная и зашитая на рукаве, «молния» сломана. Брюки без стрелок, с пятнами, лицо сероватое, плохо выбритое, будто станком в спешке несколько раз там-сям провели и бросили.

– Извините, – заговорил он тихим, мямлящим голосом. – Извините, вы бы не могли сказать… Только, гм… В общем, как вас зовут?

Лариса недоуменно скривила губы, еще раз оглядела подошедшего. Задержалась на лице. Глаза унылые, блеклые, даже странно, как это он, с такими глазами, решился заигрывать. Она отвернулась.

Молодой человек не унимался:

– Извините, вы, может быть, меня не так поняли, но… понимаете, просто… ваше имя…

– Я вас не понимаю, – холодно сказала Лариса. – Странно вообще…

– Да, понимаю… – Он, кажется, задумался. – Да, трудно понять. Но просто… я бы хотел узнать, как вас зовут. Ну, ваше имя.

Лариса начала раздражаться:

– Видите ли, я замужем. Сейчас придет мой муж.

Она сказала это подчеркнуто предостерегающим тоном.

Но молодой человек, наоборот, обрадовался:

– Я вижу, вижу! У вас колечко – я это отметил. Да… Я вас часто здесь вижу… я здесь часто гуляю. И вот, понимаете…

– А-а, – догадалась Лариса, – я на кого-то похожа, да?

– Да. То есть – нет. Нет! Просто… Только не сердитесь! – Он даже вскрикнул и снова замямлил не смело, но настойчиво: – Я просто хочу… хочу узнать ваше имя. Мне это не… ну, необходимо. Пожалуйста.

Лариса передернула плечами и вздохнула:

– О господи!

– А я уже все продумал… Мне все ясно, – сам как бы с собой или, скорее, будто во сне бормотал этот странный. – Все дело в имени. Без него не выходит… не склеить… Понимаете, вы должны помочь… Скажите.

– Да зачем? Зачем вам знать мое имя? – откровенно изумилась Лариса. – Что там склеить еще?

Он вздрогнул, глаза его заблестели.

– К со… Я, к сожалению, не могу ответить. Но… – И он просительно сморщил лицо. – Ну что вам, трудно, что ли?

– Ну, Лариса, например. И что?

– Лариса? Честно?

– Да что ж это, господи!..

Молодой человек устремил оживший вдруг взор поверх ее головы, куда-то на крыши пятиэтажек, и тихо стал пережевывать:

– Лариса… Лари-са… Ла-ри-са-а…

Потом глянул ей в глаза, встряхнулся и сказал торопливо, деловито, словно приезжий, который узнал наконец, где находится нужная улица, и заспешивший теперь туда:

– Большое спасибо!

И он быстро пошел по тротуару, сутулясь, помахивая руками, бодро подбрасывая носками ботинок палые листья. Лариса усмехнулась, пожала плечами и посмотрела в сторону типографии – не идет ли в конце концов Виктор.

1995 г.

Гля, Куцык такой идет. Я такой: «Куцык, иди сюда!» Он такой вроде не слышит, идет такой. Я такой: «Куцык, стоять!» Ну, ору уже такой. Он такой, раз, остановился. На меня шары выкатил такой. Я ему такой: «Иди сюда, козел!» Он такой подходит. Я такой: «Чё, оборзел, козел?» Он такой забычился, стоит такой. «Чё, Куцык?» Он такой: «Чё?» Я ему такой – бэдыщ в бочину. Он такой: «А-а!» Загнулся такой. «Я такой: Чё стегаешь, урод, я ж с легонца. А щас!..» И такой вроде хочу втянуть в грудак. Он такой опять: «А-а!» Я такой: «Чё ты сокращаешься, гад? Бабки есть?» Он такой: «Нету». Я ему такой: «Пошли». Он такой: «Мне домой надо скорее». Ну, мажется, козел. Я ему такой: «Чё ты мажешься, козел? Пошли, гнида, а то щас вмочу!» Ну, пошли такие в скверик за оптикой. Я такой сел на лавку, закурил. Он стоит такой. Я такой: «Показывай карманы, урод». Он такой стоит забычинный. Я ему пырищем по яйцам – бэдыщ. Он такой: «А-а!» Осел такой. Морда позеленела, пот такой. «А-а!» – приседает такой, плачет. Ниче, очухался. Я ему такой: «Ну, чё, Куцык, еще вмочить?» Он такой – чик, начал показывать. Ну, короче, три косых с мелочью такой выложил. Я ему такой: «Настегал, козел!» И такой – бэдыщ в скуляк. Он такой: «А-а!» – за скуляк схватился. И такой: «Не мои, на хлеб». Я такой: «Мне блин, фиолетово, в курсе?» Засунул такой бабки в карман и Куцыка так за шкирятину: «Стуканешь, Куцык?» Он такой: «Я не стукач». Я такой: «На пидора отвечай». Он такой молчит. Я такой: «Чё, стукач?» Он такой: «Нет». Я такой: «На пидора отвечай. Стукач, да?» Ну, такой в тычину ему мечу. Он такой: «Отвечаю». Я такой: «На пидора отвечай, урод!» Он такой: «Отвечаю на пидора, я не стукач». Короче, отпустил я его такой, покатил такой к ларькам. Как раз на батл «Кавказа» бабок. Думаю, щас такой прикуплю. И тут бэдыщ – такой Свищ выруливает. И такой: «Дыба, стоять!» Я такой стою. Он такой: «Бабки е?» Я такой: «Откуда?» Он такой: «Ищи, козел». Я такой: «Сколько?» Он такой: «Восьмеру». Я такой: «Откуда столько?» Он такой достает отвертку и такой: «В курса́х? – под вышаком хожу. Одним больше, одним меньше…» А сам закинутый напрочь такой, то ли манагой, то ли колесами. Шары белые. Я думаю такой: «Щас в точняк – ткнет такой в желудок и чё?» И такой: «Вот, Юрик, шесть штук, больше в точняк нету». Он такой бабки взял, отвертку спрятал и пошел к ларькам такой. Я такой стою, смотрю. «Накрылся мой «Кавказ», блин!» А Свищ уже такой к ларьку подгребает, где я собирался товарнуться. И тут – бэдыщ, Мирза такой к Свищу гребет. Такие они чё-то перебазарили там, Свищ ему такой чик-чик – бабки такой отстегнул. Мирза батл, короче, такой взял водяры и покатил куда-то бухать.