Владимир Маканин - Испуг

И фельдшер указал на кабинетные лампы – обе и в самом деле были не ярки. Слабо подмигивали.

И тут же он прикрикнул на меня:

– Дай же ей! Дай!

– Чего?

– Чего, чего! Хорошую трубку набей!.. При ломке это в кайф! Тебе бы, дедок, хоть наскоро пройти «Курс современного фельдшера». Книжонка такая! Ты от нее потащишься!

Я послушно исполнил. Набил Даше трубку, роскошную, надо сказать, трубку, раскурил – ах, как завоняло старой грушей! – и вложил ей в руку. Этого мало! Медленно и бережно я еще помог заправить мундштук трубки Даше в губы. Она затянулась слишком вяло. И повторно вяло… Но вот, наконец, вдохнула с силой – нервно, жадно.

Закурил и я.

Четверо, мы сидели в креслах вокруг стола (с некоторой асимметрией) и курили. Себе трубку я выбрал сам. Сначала, как и фельдшер, я протянул руку за гнутой, однако почему-то забраковал. Выбрал прямую. Острую.

Ах, как это было! Пах-пах… Пых-пых. Я пускал клубы дыма и оглядывал это чудное сборище – курение в креслах вчетвером. Дымящее зелье заволокло нас… В наших пыхах было полным-полно важности. Значительности – до небес!.. Мы не курили – мы решали судьбы. Боги! Фельдшер Дыроколов сидел счастливый. Он все это затеял. Он вещал. Он это сравнение и выдал – мы как боги . Это же так прекрасно – курить! И не обращать внимания на разрывы! Другие при каждом залпе падают на пол. Им страшно! Даже раненые бросаются на пол! Он это видел. Или бегут вниз – в цоколь. А как раз бьют снарядами по переходам. Лучше остаться на месте… Нет, Дом не завалится… Танковые снаряды слабоваты. Калибр маловат…

– Оно так. Как боги… Но что же нам дальше делать? – спрашивал я, не переставая думать о Даше.

– Как – что? Можно будет еще раз-другой набить трубки – почему нет?.. И разве это не приятнее, чем стрелять вслепую из окон. Ты же сам сказал, дед. Ты хорошо сказал. Я просто дурак… Глупец!.. Палить по глухарке… По согбенной глухой бабке с авоськой…

А я подумал, что хозяин кабинета, хозяин трубок и табаков, если он тоскует сейчас в цокольном этаже… Каково ему?.. Был бы он нашей застольной картинкой доволен?.. Конечно, непорядок в иконостасе трубок… Варварский разброс коробок… И холмы табака на столе…

Но зато весело гляделась Даша: женщина с трубкой – это нелепейшая картинка! Она полулежала и курила. Попыхивала.

Когда внизу вдруг усилилась автоматная пальба, она же и вспомнила первая:

– Домой бы надо.

Дважды пыхнув, она мастерски выпустила дым. Огромный клуб… Зеленоватый с проседью.

Старикан Алабин так и не знает, был краткий, пробный штурм – или его не было?.. Обе точки зрения сосуществуют. И с той и с другой стороны есть свои неоспоримые стопроцентные свидетели. Есть свои неоспоримые факты. Но что до них ему!

Но что до них мне!.. (Влюбленный старик был горд и был занят исключительно своим чувством.) Я, конечно, не мог симпатизировать жлобью, размахивающему красными флагами, и тем меньше их хитроватым вождям. Но и за атакующих я не шибко болел. У меня своя жизнь. Говоря высоким штилем – у меня свои ценности. Какие-никакие, но свои… Личностные! И я нес эти ценности, свою боль и свою влюбленность, не в обход и не сторонкой…

Из тех моих чувств я помню сейчас лишь самое сильное. Это чувство было – жалость. Я жалел что тех, что этих. С обеих сторон было и участвовало много простаков – и я более всего жалел этих придурков, черную кость всякого бунта.

Усилившаяся автоматная стрельба внизу означала, что именно в это время (если штурм был) нижние два этажа были атакованы. Атака спецназа длится от двух-трех минут до получаса. (И еще полчаса, чтобы трупы вынести. И чтобы уйти. Чтоб без следов.) Громить же тысячи людей в цокольном этаже никто не собирался. В цоколе полным-полно набилось людей сторонних… Сотни клерков… Женщины… Обслуга… Честные кухонные трудяги…

Часть тяжело раненных (после скорого штурма) забрали будто бы вместе с трупами. Уже на воле их срочно разделили по интересам – кого-то попрятали в больницы, а кого-то в морги. Неразбериху улаживали. Говорят, что телефонные разговоры были конспирированы. Не произносили, скажем, ВТОРОЙ МОРГ… А говорили: ТАНАТОЛОГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ НОМЕР ДВА. А иногда вдруг запестрят фамилии…

«Спецназ этаж за этажом взял первые два… Только два этажа… И тут же они все смылись… Один спецназовец, последний, бежал мне навстречу. В берете. С автоматом. Я чуть инфаркт не схватил, а он ухмыльнулся и крикнул:

– Уходим, уходим!.. Сраные вы вояки!..»

«Вихрем промчались. Могу спорить, это были профи…

Один мертвый сидел на полу с открытыми глазами. Возле лифта. Сидел как живой…

А кого-то на носилках – сразу в сторону».

«…Меня занесло в Совет национальностей. Такое оказалось тихонькое место. И совсем без окон… Ни одного окна. При обстреле лучше не бывает… Как я сразу его не нашла. Ух, местечко!.. Там несколько нардепов сидели. Мрачные…

А на десятом пожар…»

Такие были разговоры… После… Когда сдавались… Но вряд ли штурм. Скорее всего это была скорая разведка боем. Прощупывание… А судя по дальнейшему раскладу, к штурму только-только готовились.

Готовились к войне. Бойня как сигнал и начало.

Да и как было разобрать, если из танковых орудий бьют и во время разведки боем?.. Для деморализации. Хотя бы по верхним пустым этажам. Звуки?.. Бьют и бьют – вот и все звуки… Нам, на высоком этаже, было не разобрать.

Нам, четверым, было не до них… Один нахер раненый… Другая в ломке… Третий нахер старик, уже дважды слегка контуженный (лишь бы быть возле Даши!)… И четвертый – прибежавший фельдшер, который изо всех сил поддерживал в нас дух. Шутил. Уверял, что здесь нахер нам лучше всего… Хотя тоже рулетка. Танки-то лупили как раз по верхам. Танки по нас херачили .

Но рвущиеся снаряды с какой-то веселой минуты нам теперь не мешали. Разрывы пришли наконец с нами (с нашим пыхтеньем трубками) в полное согласие. Мы совпали. Консенсус. Пах-пах. Пых-пых. В эстетику всякого разгрома входит особенность пережитых мгновений. Надо быть благодарным жизни.

Бухало – и тотчас мы подносили трубки ко ртам. Делали затяжку. Бах-бах, а мы опять трубку в пасть. В ответ. Пых-пых. И еще трубку в пасть… И еще много-много раз. Нам бух-бух – а мы им пых-пых.

Вволю уже накурившись, фельдшер Дыроколов и я (самые говорливые) угощали друг друга дорогим табачком.

Фельдшер : – Позвольте вам угоститься моим английским. Табачок – прелесть!

Я : – Да мой-то с Кубы… Будет покрепче-с.

Фельдшер : – А вы вот именно деликатного… Деликатного оцените.

Щедрые слова немедленно подтверждались подарком: перемещением целой горы табака с его края стола – ко мне.