Юлия Вертела - Интенсивная терапия

Я успела раньше всех зайти в часовню при морге и посмотреть на маму.

Она была настолько не похожа на себя живую – как будто хоронят другого человека...

Рядом с иконой Божьей Матери прямо посередине груди надпись «Пума». Перевернула шарфик другой стороной.

Больше никаких накладок.

Похороны были просветленными и благостными.

Много красного на белом. Розы охапками.

Приятно, когда незнакомые люди говорят о твоей маме, что она хороший работник и внесла достойный вклад в науку и педагогику. А друзья и близкие признаются, что всегда любили ее.

После поминок меня обнимали, целовали, советовали.

Совали в картонные коробки напитки и еду со столов.

За весь день я ни разу не заплакала.

Вернувшись домой, села на диван, тоска пригнула – до тошноты.

Рельсы отношений с мамой оборвались и разобраны. А мне сейчас так нужно проложить их дальше...

Начала доставать закуски из коробок и обратно раскладывать их по тарелкам.

А потом звонила и приглашала – тех, кто знал маму, и тех, кто не знал...

Хотелось, чтобы застолье продолжалось, чтобы никто не расходился, чтобы все говорили о ней, и пока они собраны во имя ее, она будто и не исчезает... Как будто бы мы, находящиеся за столом, можем каким-то образом общаться с ней посредством поедания пирожков и выпивания киселя. Во все это верилось и всего этого хотелось. Не хотелось оставаться одной.

Я подставляла табуреты, доставала и доставала тарелки, хотелось кормить и наливать. Мама любила застолья, любила людей. Пусть говорят о ней, вспоминают. Будут рядом...

...помню, Юлька, мы с твоим братом поймали в речке двух ершиков, принесли твоей маме, она почистила их и суп нам из двух рыбок сварила – не поленилась...

...красивая она была до старости и веселая, всего месяц назад на моем дне рождения отплясывала. Обрадовалась бы, увидев, как мы тут сидим...

...каждый день ее из окошка видела. В любую погоду – подтянутая, сумки с бумагами и книгами – на работу...

...на рынке с ней встретились, в руках полные сетки – говорит: внукам вкусненькое купила, прибегут ведь голодные...

– Юлька, я тоже долго мучился, не мог смириться. И знаешь, я разговариваю с мамой, как будто она где-то есть и меня слышит. Только так я смог успокоиться...

После этих слов прорвало шлюзы в сердце. Слезы обрушились из меня, как воды с потолка квартиры.

Вода лилась ручьями. Во всех комнатах. По всем углам. По всем пределам.

В Питере началась оттепель.

И вся громада остроконечных сосулек обернулась рыданиями...

В день похорон матери расцвел бабушкин амариллис. Алый.

Оказалось, он распускается не только к радостным датам, но и к знаменательным... А знаменательные бывают – печальными. Это дополнило семейную легенду.

Если понимать интенсивность как яркость, силу и энергию, то мать прожила интенсивную жизнь.

Для меня же интенсивной терапией оказались дни маминой болезни и ухода: я вылечилась от детства, хоть и не стремилась к этому. Но смерть лечит не спрашивая – никто теперь не назовет меня дочкой, разве что по ошибке...

После похорон брат признался, что хотел бы забыть этот месяц маминого пребывания в больнице и помнить ее такой, какой она была до инсульта. На что я ответила, что этот месяц был частью ее пути. И мне не удастся его забыть.

Ночью моей подруге приснился сон:

– Вижу: на бульваре мама твоя – молодая, щеки розовые, радостная – словно свет от нее исходит. Идет тебе навстречу и машет рукой. Но вдруг останавливается, не доходя, и сворачивает.

И вы расходитесь каждый своей дорогой: мама своим путем, ты – своим...

...I did it my way.

Мне стало трудно писать. Наверно, это связано с бессвязностью моего внутреннего состояния. С уходом мамы какой-то важный этап жизни окончился, а новый не начался – хотя что такое новый? На самом деле жизнь течет все так же, просто мне кажется, что я выпала из нее. Но и это не совсем верно. Мне как раз хочется жить! Очень хочется. Просто одеться и идти – не разбирая дороги... Во мне такая мешанина чувств и переживаний, что сама путаюсь. Запутавшись, засыпаю.

Проснувшись, опять пребываю в странном состоянии потерянности.

Плачу. Когда вспоминаю о маме, родителях, себе.

Жду. Сама не знаю чего, но жду.

Дышу. Надеждами, замыслами. Все придумано? Возможно.

Сегодня снилось, что ела клубнику.

Февраль 2010. Царское Село

Звоню в «скорую» около десяти вечера.

– Можно вызвать врача?

– Вы умираете?

– Нет, конечно, – отвечаю уверенно.

– Тогда ждите утра.

К полуночи я уже была не в столь приподнятом настроении и еще раз набрала 03.

– Ну, что у вас?

– Температура 39,5, ноги болят, трудно ходить.

– У нас с такими симптомами врачи на «скорой» всю ночь работают.

Мне стало стыдно. И в третий раз я позвонила уже утром. После чего окончательно убедилась, что «скорая» живым недоступна.

– Вызовите сначала участкового. Если потребуется, он направит на госпитализацию.

– Участковый в течение дня, – отчеканил какой-то полуробот в регистратуре.

Дожидаясь решения своей участи, решила вызвать сыну врача из детской поликлиники. У него намечались признаки ОРЗ, и бабушка паниковала.

– Тебя заберут в больницу, а я с ним что делать буду?

В детской поликлинике поинтересовались:

– Какой фирмой и в каком году выдан страховой полис?

Услышав ответ, тут же огорошили:

– Ваш полис устарел. Пока не поменяете, не обслуживаем.

– Но у ребенка кашель и температура.

– Да хоть чума! Страна не резиновая, граждан и так много. Впрочем, вы можете заплатить двести пятьдесят рублей, и врач будет...

Пытаясь осознать полученную информацию, лихорадочно ищу свой собственный полис. Попутно объясняю бабушке, что у нас страна не резиновая...

– Лечи внука народными средствами!

Участковая, добравшаяся до меня уже в сумерках, с ужасом рассматривает распухшие с красными узлами ноги:

– Последний раз такие ноги я видела в блокаду.

Утешаю себя тем, что это всего лишь шутка, врачу не больше тридцати.

– Собирайте вещи. И ждите сантранспорт.

– Это долго?

– А вы как думали?

– Тогда можно я без него? Больница-то рядом.

– По правилам вы должны ехать на сантранспорте, иначе вас не примут.

Около восьми вечера меня сбросили в приемном покое.

На соседней койке девушка с серым лицом рассказывала врачу, с какого года она инфицирована СПИДом. Вид у нее был пострадавший – порезы, побои. После ухода доктора она доплелась до туалета и обильно залила пол и раковину кровью. Поступившая с гипертонией пенсионерка поскользнулась на кровавом полу и въехала головой в стену, так что синяя шишка налилась над бровью. На возмущенные возгласы вышла сонная санитарка. Чвякнула два раза тряпкой и назидательно заметила: