Анатолий Сигов - Игры хакеров

– Я представляю, – язвительно сказал отчим.

– Ты даже представить себе не можешь как. Это не для твоих мозгов.

– Что? – заорал отчим. – Как ты со мной разговариваешь, черный выродок!

Максимус плохо помнил, что он прокричал в ответ, но четко видел, как отчим стал угрожающе на-двигаться на него, поэтому схватил вазу, которую приметил, когда входил в комнату, и возле которой держался во время перепалки. Он вспомнил слова Витаса о мрази и замахнулся вазой.

– Я тебе сейчас голову расшибу!

В это время мать бросилась оттаскивать отчима, и тот совсем не сопротивлялся. При всей своей силе он был трусоват.

«Вот сейчас мать сделала свой окончательный выбор. Она стала защищать его, а не меня, своего сына. Это все».

Ему стало грустно от этой мысли. Злость прошла, и он поставил вазу на место.

– Разбирайся со своим сыночком сама, но чтобы я его не видел, – прошипел матери отчим, показав для наглядности на него пальцем, и вышел из комнаты.

Мать какое-то время стояла, опершись на косяк двери, прежде чем произнесла:

– Нет у меня больше сына, – и с горечью вышла из комнаты.

Максимус при всем желании не мог сказать ей то же самое вслух. Он остался стоять один в комнате, и в голове была совершеннейшая пустота. Он не мог сообразить, что же делать дальше.

Только потом к нему пришло понимание того, что здесь, в этой атмосфере ненависти он оставаться не может. Он просто задохнется в ней, он не сможет работать. Придется отсюда уходить.

«Пока к Эммануэль, а дальше посмотрим».

И он стал собирать те немногие вещи, которые еще остались.

Максимус покидал квартиру без сожаления. Она была для него чужой, его здесь просто терпели до сегодняшнего дня. Единственное, о чем он сожалел, – это что он больше не увидит свою белокурую сестренку и не поиграет с ней в те редкие моменты, когда их никто не видел.

Во дворе дома он нашел спрятанный по пути в квартиру матери коробок и скрутил паровозик. Уже стало темно, и он сидел в одиночестве на спинке скамейки, вдыхая в легкие сладковатый дым и чувствуя, как отпускает напряжение сегодняшнего дня. Голова постепенно затуманилась, и потекли приятные мысли о предстоящем аукционе, когда его аватар будет возвещать о поступлении в продажу очередного лота, как другие аватары будут делать биды, и в конце он будет произносить традиционную фразу о том, что лот продан за такую-то сумму. А потом в информационных агентствах напишут об очередном успехе, и придут новые продавцы и покупатели, и состоится новый аукцион. И еще о том, как приятно бывает расслабиться после напряженной работы и парить над городом, наблюдать за другой жизнью и при желании присоединяться к другим аватарам для игр, бесед и совместного проведения времени. Там никто никогда не кричал на него, не называл «выродком», никто не загораживал дорогу и не требовал сигарету в качестве прелюдии к драке, и он мог общаться только с теми, кто был ему приятен. Там была другая жизнь, и она ему нравилась.

Когда он зашел в комнату, две головы оторвались от экранов с немым вопросом. Он промолчал, они все поняли без слов и продолжили заниматься своими делами. Было поздно, Оля уже ушла, и у них был третий РС, который был в его полном распоряжении. Максимус прикинул, что предстоит масса работы, потому что несколько дней он был занят организационными делами. И эта работа будет требовать предельного внимания, так как нельзя было допустить ни малейшей ошибки. Вероника его предупредила, что абсолютное большинство граждан города – американцы, и только в голливудских фильмах прославляется, что Америка – это страна равных возможностей для всех. Если американцы заподозрят, что аукцион проводит иностранец, никто к нему больше не придет. А за ним наблюдают в три глаза конкуренты, и уж они-то не упустят случая его опорочить, если представится такая возможность.

Он достал «Крокодил» и проглотил его, запив водой.

– А теперь за работу, – сказал он самому себе и забыл обо всем.

Все складывалось на редкость удачно. Единственное, что ее беспокоило, – это обстановка дома. За многие годы маневрирования она научилась чувствовать атмосферу в семье, и чутье подсказывало, что происходит что-то ей непонятное. Во-первых, мать практически перестала появляться у нее с беседами и наставлениями. Затем отец стал слишком много времени проводить дома, что было совсем на него не похоже. Более того. Отменялись еженедельные поездки в загородный дом. Такое не владение обстановкой действовало на нее раздражающе. Она все время боялась, что может произойти какая-нибудь гадость, которая сорвет ее поездку с Эммануэль, когда уже были виза, билет и деньги, за которые не приходилось отчитываться перед мамочкой.

У Эммануэль тоже все складывалось как нельзя лучше. Совместные полеты стали последней модой, и целые стаи аватаров парили над городом, демонстрируя друг другу свои способности и свои костюмы. Женщины не остались в одиночестве, и Эммануэль запустила мужскую линию. Работы было много, требовалась креативность и предельное внимание. Оля стала нервной, иногда срывалась и могла наговорить кучу глупостей, о которых потом жалела. Эммануэль тоже не особо сдерживала себя, но все обычно заканчивалось совместным косячком и фразой: «Ну а теперь пошли работать». Они были нужны друг другу.

У ребят тоже дела шли неплохо, и они были довольны. Пришло время, и девчонки им объявили, что через неделю улетают во Францию, что вызвало шок.

– Это как? – только и нашел что сказать Максимус.

Но у нее все было продумано, и Оля объяснила, как они будут пересылать оттуда свои работы для аукционов и в журнал.

– Теоретически возможно, но вопрос, как это будет происходить практически, – все еще сомневался Максимус.

Он забеспокоился, так как продажа продукции Эммануэль позволяла держать на высоком уровне рейтинг его аукциона. Витас не сказал ничего. Он полностью ушел в свои проекты, и ему было безразлично, где они будут находиться. Он работал в одиночку.

«Так. Этот пункт мы тоже прошли».

Но оставался еще ряд незавершенных дел. Она вытащила Эммануэль сделать покупки для поездки, что было трудной задачей. Перед выходом та втянула в ноздри две белые дорожки и сказала с вызовом:

– Ну, вот теперь я готова.

Она ненавидела московские магазины и тех, кто там работал.

Дальше пошел обратный отсчет дней перед отъездом, и нервное напряжение возрастало. И совсем ее обеспокоила фраза, как-то оброненная матерью в отношении дома в Сен-Тропе:

– А потом подъедем мы с отцом, и нам втроем придется пожить там какое-то время.

Слово «придется» вызывало тревогу. Мать всегда тщательно взвешивала свои слова и ничего не говорила просто так. Если придется, то сколько? А работа? Ответов она не находила, и приходилось надеяться, что все как-нибудь утрясется.