Дмитрий Вересов - Дети белых ночей

Внезапная нежность и жалость к нему переполнили смятенную душу Наташи: «Бедный, милый, уставший...» Она медленно прильнула к мужчине, словно желая впитаться в него. Медленно, без малейшего остатка, как вода впитывается в губку. До полного головокружения вбирая терпкие запахи его тела, прикрыв в блаженстве глаза, Наталья сбившимся от волнения голосом прошептала:

– Дождись меня... Обязательно дождись...

Поцелуй Курбатова в приоткрытые жаркие губы был крепок и утвердителен.

– Это твой катер?

– Нет, государственный,– Курбатов ловко наполнил бокалы золотистым «Котнари». Бутылку с диковинно высоким и узким горлом виртуозным жестом левой руки вставил в круглое гнездо каютного бара.– За нас!

– Вкуснятина! – Наташа мелкими глотками отпивала вино.– А этот бар, он что, тоже государственный?

– И бар, и вино, только вот этот шашлык из форели мой.

– Красиво! – Наталья взялась за метровый шампур с огромными кусками золотистой рыбы.– Божественно! Ты никогда не говорил, что любишь отдых на природе. Кстати, как называется этот остров?

Курбатов усмехнулся.

– Это не остров – форт. Форт «Тотлебен», был такой царский генерал инженерной службы. Хотя, по сути, ты права – это рукотворный остров.

– Слушай, а почему мы сидим здесь, в каюте? Давай сделаем, как в настоящем кино: столик на палубе, шезлонги расставим...

– Ого! Ты думаешь, здесь есть шезлонги?

– Есть, я видела.

– Ваша наблюдательность делает вам честь, но ветер слишком свеж и крепок. Боюсь, что на палубе ощущение комфорта пропадет, и все впечатления вечера пойдут насмарку.

– Не пойдут, обещаю!

– Погоди, у команды должно найтись что-нибудь теплое на экстренный случай. Где-то тут должен быть рундук с барахлишком...

В поисках Наталья принимала самое активное участие. Она первой обнаружила искомое – огромный ларь, намертво закрепленный на переборке и наполненный стопками аккуратно сложенных отглаженных тельняшек. Там же девушка обнаружила и свитер толстой вязки – колючий на ощупь и удивительно теплый.

– Это из собачьей шерсти, я знаю.– В каюте перед зеркалом Наташа быстро скинула трикотажную блузку и, любуясь своим ладным телом, стала натягивать огромный флотский свитерище.

– Ты что делаешь! – Курбатов остановил ее, подняв колючий подол и принуждая девушку снять обновку.– Ты же вся исколешься и грудь до крови сотрешь, сумасшедшая. Нельзя на голое тело такие вещи надевать!

Наталья ящеркой выскользнула из свитера и прижалась к нему упругой грудью:

– Будьте добры, товарищ, повторите, пожалуйста, про тело...– Она жарко дышала, изображая призывную страстность.

– Какое те... А... Голое, обнаженное, прекрасное...– Сухие курбатовские руки осторожно поглаживали ее обнаженную спину.

– Самое-самое?

– Самое, самое и самое распрекрасное тело...

– Знаешь, Егор, как жалко, что нельзя вот так всю жизнь сидеть на борту собственной яхты и просто смотреть на закат.

– Почему нельзя? – Курбатов глубоко затянулся сигаретой. Вид у него был благостный и умиротворенный.

– Потому что вам, Егор Афанасьевич, нужно ходить на работу, мне – на тренировки. И даже при этом условии трудно поверить, что когда-нибудь удастся заработать достаточное количество денег для покупки яхты...

– Интересные рассуждения.

– Какие есть.

– А как же любимый муж и долгожданное дитя?

Наталья изменилась в лице.

– Обязательно надо все испортить? Я сама прекрасно знаю, что и как в моей жизни! Тебе совсем необязательно постоянно напоминать мне про мою никчемность как спортсменки и любовницы. Не нравится – заведи другую!

– Заводят собак,– меланхолично заметил мужчина.

Наташа делано и громко рассмеялась:

– Вот и заведи себе собаку, она всякую дрянь, сказанную тобой, будет выслушивать безответно!

Резко поднявшись с шезлонга, девушка исчезла в каюте.

Курбатов докурил сигарету, старательно затушил ее в пепельнице.

– Отвези меня домой! – Гневная Наталья, сменившая свитер на блузку, с приведенным в порядок лицом – ни малейших следов их бурной близости, ни малейших следов недавней мечтательности, стояла перед ним на палубе с сумочкой на плече. Якобы спокойная и притворно равнодушная.

– Никуда я тебя не повезу...

– Нет повезешь! Меня ждут муж и ребенок, что я им скажу?

– Что хочешь... В конце концов, соврешь чего-нибудь про экстренные сборы в связи с поездкой в Англию...

– С какой это стати? И почему ты за меня решаешь?

– Потому что! А сейчас садись и слушай!

Этот властный голос Наталья слышала не впервые, но сейчас было в нем что-то необычное, интригующее. Она обостренным от недавнего возбуждения женским чутьем поняла – Егор хочет серьезно поговорить с ней. Настал момент, которого еще ни разу за все время их связи она не знала,– партнер готов открыть ей свои сокровенные мысли. Извечное женское любопытство вступило в минутный конфликт с благоразумием и победило. Девушка покорно присела к столу...

Гертруда Яковлевна первой из Иволгиных узнала о том, что невестка, став в Эдинбурге чемпионкой, попросила у властей Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии политического убежища.

Она спешила по институтскому коридору на обычную недельную планерку. Тяжелая папка с результатами исследований раздражала своими исполинскими габаритами, и нести ее было чертовски неудобно, но нужно. Бесконечные переходы и разнокалиберные лестницы только усиливали раздражение Гертруды Яковлевны, изначальная основа которого находилась дома, в бессонной ночи, заполненной плачущей в полный голос внучкой. Последние дни ребенок был возбужден и капризен – сын с ног сбился, разрываясь между хозяйством и манежиком с постоянно хнычущей дочерью, и Гертруда Яковлевна с трудом подавляла порывы нарушить заведенный порядок и прийти отпрыску на помощь. В глубине ее души материнское сочувствие боролось с дисциплинарной строгостью общежитийных неписаных законов. Эта, по большому счету, никому, кроме нее, не нужная борьба отнимала массу времени и сил, мешала сосредоточиться на рабочих моментах. Всегда собранная и конструктивная, Иволгина-руководительница стала походить на расхожий образ рассеянного жреца науки, аналогичный какому-нибудь там Паганелю.

– Гертруда Яковлевна!

Женщина обернулась на обращение и была изрядно удивлена. Начальник первого, или режимного, институтского отдела Бестюков, лысый коротышка с ледяными голубыми глазами без ресниц, колобком катился по ковровой дорожке навстречу ей.

– Александр Палыч, я спешу! – Гертруда Яковлевна была уверена: речь пойдет, как всегда, о процедурных нелепицах. Кто-то не вовремя сдал ключи, не успел правильно оформить прием или сдачу драгметаллов и тому подобное.