Ирина Кисельгоф - Журавлик по небу летит

Я повертелась перед зеркалом и запела во весь голос:

Сашка затих как диверсант перед прыжком с парашютом.

– Прошвырнемся куда-нибудь? – предложил я.

– Некогда, – ответил Сашка и умчался.

Делать было нечего, я поехал за Лизкой в школу. Я только подошел к ее школе, как увидел их. Они прошли мимо меня, будто я памятник. Они улыбались от уха до уха, как два ходячих смайлика. Я обозлился донельзя. Даже не знаю, на кого больше. Лизка оттяпала у меня друга, друг оттяпал у меня девчонку, которая была нужна мне как воздух. С этим следовало кончать. Я решил сначала покончить с Сашкой, а потом с Лизкой. Не из особых предпочтений. Просто Сашка был от меня на расстоянии вытянутой руки. Мы вместе курили за школой.

– Я видел тебя с Лизкой у ее школы.

– И че? – Он сощурил глаза.

– Не хочу, чтобы ты с ней тусовался. Найди себе другую телку.

– С какой радости?

– Считай меня ее братом. – Я выбросил недокуренную сигарету.

– А не пошел бы ты на… брат!

Я вдруг обозлился до пяток. Сам не пойму отчего. У меня даже в глазах все стало красным.

– Слушай, ты! – Я дернул его за грудки так, что он упал на меня. – Хочешь, чтобы я рассказал ей про твой сладкий перчик?

– Сволочь! – Он дернулся, я припечатал его к стене.

– Не заставляй меня выбирать, – процедил я, – между сволочью и мной. Или хочешь обделаться со своим карликом на пару?

– Да я сделаю ее раньше, чем ты другую телку! Понял, чмо?

– Что?! – Я задохнулся от бешенства, и в глазах моих стало темно. Мой кулак пролетел мимо моего сознания и врезался в Сашкин нос. И я услышал хруст.

– Йес! – заорал я как бешеный.

Я бил его до тех пор, пока он не свалился в снег. А потом бил ногами внутри черно-красного шара моей взбесившейся башки. И бил бы до конца жизни, если бы меня не отшвырнуло в снег.

– Оборзел, щегол?

Я очнулся от своего бешенства из-за боли, под носом было мокро от моей собственной крови. Рядом со мной стоял Коноплев из одиннадцатого класса по прозвищу Анаша. Я вытер нос рукавом и услышал, как застонал Сашка. Я перепугался до смерти! Я полз к нему на коленях по снегу и грязи, как последний урод. Все его лицо было в крови. Белое-белое лицо в красной крови.

– Сашка, ты чего? – Я услышал себя со стороны. Я плакал как.

– Ща будет нормалек. – Анаша потряс Сашку за плечи.

– Пошел вон, – простонал тот.

– А я что говорил! – захохотал Анаша. – Глазки открывай, мальчик, баю-бай!

Мы взяли тачку и довезли Сашку до дома. Я попросил Анашу уйти, надо было поговорить. Мы остановились у подъезда, и Сашка припал к стене. Ему было плохо, мне страшно.

– Сашк, может, все же в больницу?

– Нет, – угрюмо ответил он.

– Ты это… – Я потоптался. – Не знаю, что на меня нашло. В общем, ты того…

– Что того?

– Прости, – проблеял я. Он промолчал.

– Сотряса, переломов нет?

Он пожал плечами, я полез к нему под куртку.

– Ты че? – дернулся Сашка.

– Больно? – испугался я.

– За себя боишься? – прищурился Сашка.

– Блин! – возмутился я. – Я говорю, переломы есть? Может, в больницу надо?

Сашка вдруг захохотал. Я вытаращил на него глаза.

– Ты бы видел свою физию, когда у меня под курткой шарил! – хохотал Сашка. – Светло-синие отдыхают!

– Тупой! – сплюнул я.

– Сам такой! – хохотал Сашка.

– Короче, – сказал я. – Мы друзья с первого класса, не фиг телкам между нами клиниться. Мы отдельно, Лизка от нас отдельно. Идет?

Сашка согласился, и мы, можно сказать, ударили по рукам. Хеппи-энд! Оставалась одна маленькая проблемка – малявка. Но ее я решу-порешу. Йес!

Я наткнулся на Лизку дня через три. Она сидела во дворе на лавке и гребла ногами горки снега и грязи.

– Привет, Лизон! – бодро сказал я. – Как делишки?

– Нормально, – ответила она, изучая грязь. Я сел рядом доделывать грязно-снежные горки.

– Насморк?

Она не ответила, наши ботинки встретились на грязно-снежной гряде. Я боднул ее бассет-хаунда, он без звука убрался прочь. Мы сидели и молчали, пока мне не надоело.

– Я пойду. – Я встал. – Мне еще уроки делать. У нас завтра контрольная.

– Миша, – позвала она мою спину тоненьким голосочком. – Саша не заболел?

Вот черт! Я и забыл о маленькой проблемке. Я решил сделать вид, что не слышу. Да и зачем мне говорить? У меня контрольная. Некогда.

– Миша, – снова позвала она, я пошел быстрее. Она догнала меня у подъезда, я нехотя обернулся.

– Он не заболел? – повторила она. В ее глазах были слезы. А я терпеть не могу смотреть в ее глаза!

– Заболел, – буркнул я. – В школу не ходит.

– Что у него? Грипп? – спросила она. Клянусь, в ее глазах была радость!

– Избили.

– Кто?

– Слушай, какая тебе разница? – обозлился я и рявкнул: – Ты че, милиция?

– Нет, – испугалась она. А я понял, что она испугалась меня. Мне стало противно.

– Я ему позвоню. Можно?

– Отвянь от него! Ясно? – Я резко развернулся и помчался наверх.

У меня было поганое настроение три дня и три ночи. Как в плохой сказке. Я думал, думал – и до меня наконец дошло. Я полез не в свое дело, хреново теперь всем. Я – Бригелла из Лизкиного цирка. Злой и безжалостный, хитрый и наглый. Короче, изобретательный интриган. Решил устроить свои делишки, в итоге делишки расстроились на троих.

Сашка, по-моему, думает о Лизке. И я думаю о ней тоже. Черт-те что!

У меня отвратное настроение, я слушаю «Dire Straits», вынимая диск из конверта с рисунком грозы. Черное небо и молния сквозь черные кучевые облака. Самое то для такого настроения. Каждый раз Нопфлер спрашивает меня: «Где кроется истина?» А я не знаю ответ. Я брожу по кругу внутри своей тупой башки и не пойму сам себя. Чего меня потянуло психовать из-за Лизки? Это вообще не ко мне. Я гордый и наглый пофигист. Тем и живу. И мне, между прочим, всегда хорошо.

Я сто раз стучал Лизке в окно, ее не было дома. Наконец она явилась домой; я забарабанил пальцами по стеклу, она залезла на подоконник и открыла форточку. Первое, что я увидел, были ее ноги. Черные ноги, сквозь которые шел электрический свет. Ноги начинались от потолка и росли прямо ко мне. В черную, аэродинамическую трубу моей улицы.

– На звезды пойдешь смотреть? – спросил я.

– Я замерзла, – ответила она тоненьким голосочком, и я вспомнил слезы в ее глазах.

– Ну, че ты? Пошли, по Луне пошляемся. – Я услышал себя со стороны, и мне стало противно. Я чуть не хныкал, типа «Лизон, прости, я больше не буду».

– Нет. – Она переминалась с ноги на ногу, ей хотелось уйти, а мне хотелось… Не знаю чего!

– Я тоже мерзну! – грубо сказал я. – Давай туда или сюда.

– Ладно, – покорно ответила она своим тоненьким голосочком. Я чертыхнулся и послал себя в баню.