Джон Кинг - Белое отребье

– Поймал, – засмеялся он, придвигаясь ближе, и теперь он стоял прямо рядом с ней.

– Ты меня напугал. Ты пришел из ниоткуда.

– Я думал, ты видела меня в окне. У тебя был такой вид, как будто ты кого-то узнала. Улыбалась и все такое.

– Я смотрела на щенка, вон там, видишь, рядом с полками.

Они стояли, сплющив носы стеклом, и мир позади полностью исчез.

– Он машет хвостом, такой радостный, – сказала Руби. – Я хотела бы, чтобы он был моим, чтобы я забрала его с собой домой. Правда, он красивый? У меня была собака, когда я была маленькой, и она была как раз такой же, почти что он сам, когда был поменьше. Ему, может быть, от силы месяц или два. Он такой маленький и такой хороший. Но это же несправедливо – держать его взаперти в квартире целый день, когда я на работе, ему будет одиноко. У меня же нет собственного сада.

– Тебе следует купить щенка. До тех пор, пока ты его любишь, он не будет против.

– Нет, это было бы несправедливо. С кем-то другим он обретет лучший дом.

– Может, и так. Кто-то его возьмет. Все с ним будет в порядке.

Они минуту стояли, глядя на щенка.

– Пойдем, кое-что есть в пабе. Сейчас быстро выпьем и пойдем.

Она помахала рукой щенку на прощание и на секунду почувствовала такую тоску, но это прошло, и они спустились вниз по центральной улице. Чарли слишком быстро снял бинты с лица, ему нужно было держать повязку, чтобы сохранить рану чистой, и швы стали меньше, кровь свернулась и потемнела, кровоподтеки стали желтыми. Все это время кожа заживает, и шрам не будет выглядеть таким страшным, он померкнет и станет частью Чарли, и она снова смотрела на цвета, печати швов в красных оттенках, которые скоро растворятся, и она всегда изумлялась способности тела восстанавливать самое себя, кожа растет и срастается вместе. После многих лет работы в больнице для нее все еще было чудом, что люди восстанавливаются после травм, и кожа и кости срастаются, это было волшебством, и они могут трансплантировать органы, которые приживутся и будут отлично работать, тело – фантастическая вещь, некоторые называют его храмом души, и она это вполне понимала.

– Как себя чувствует твое лицо? – спросила она.

– Болит, ты ведь знаешь. Могло быть и хуже. Вот так я на это смотрю. Они могли вырезать глаз или пырнуть меня в сердце.

Руби представила его грудь раскрытой, увидела, как сердце скользнуло обратно в грудную клетку, красивая операция, исполненная волшебниками-врачами, хирурги спасают жизни и для них это ежедневный труд, и она думала об этом вместо того, чтобы думать о травме, через которую прошла жертва, всегда счастливый конец.

– Будет выглядеть лучше, когда снимут швы и порез начнет заживать, – сказала она. – Все у тебя будет в порядке.

– Я стану похож на киношного бойца.

Руби скользнула своей рукой в его руку, и она знала, что она ему понравилась за те несколько минут разговора в больнице, что он чувствовал то же, что и она, и она не собиралась терять это, жизнь слишком коротка, так что когда узнала, что его выписывают, она пошла повидаться с ним, спросила, как он себя чувствует, и вынудила пригласить ее, сделала так, что это выглядело, как будто это была его идея, догадывалась, что Чарли стеснительный, даже несмотря на то, что работал на радио, видимо, легче говорить в тонкий эфир, чем с живым человеком.

– Я думала, ты сегодня утром на радио, но там мертво.

– Если честно, у меня не было настроения, в конце концов, рано или поздно это радио закроют. Я работал по вечерам, так что потом легко мог заниматься эфиром, затем высыпаться до трех часов, и пора было уже вставать. Мне нужны деньги.

– Нам всем нужны деньги.

– Тебе нужно жить, правда? Работа прежде всего. Радио – это в шутку. Я целый месяц работал в аэропорту, на доставке, на М25. Мы занимаемся всякими глупостями, но все это компенсируется радио. Это был первый эфир после перерыва.

Они шли мимо мультиплекса и входа в торговый центр, нижний паб переполнен наркоманами и алкоголиками, вполовину освещенная зона с бархатными сиденьями и без окон, где только музыка играет, Джимми Хендрикс и «Лед Зеппелин», она побывала там всего один раз, но это место было хорошо знакомо, три девчонки слоняются наверху со своими скейтбордами, прыгают на асфальтовом откосе, сухие растения, спаленные солнцем, с первыми уколами летнего дождя снова вскидывают свои головы, дождь в секунды становится потоком тяжелых капель с океана, капли дождя, окольцованные маслом, капля с кончика иглы, Руби стоит под навесом входа в магазин, облокотившись на решетку, китайские лошадки и часы с Микки Маусом видны сквозь панели, цыганские пони и полевая мышь на окраине города, по направлению к аэропорту, и лужа принимает форму, масляные разводы вымываются, ловят свет и создают причудливые фигуры, появляются лицо ее мамы и морда щенка, шурша на воде, мама гладит Бена по усталой старой голове, открывает банку с кусками курицы, и это сводит его с ума, он скулит и машет хвостом, пожирает все это за секунды, карабкается на диван к ним, приютился под одеялом, Джин Келли под шум дождя, щелкает пятками, небесный душ кончился, лужа недвижна, маленькие девчонки снова выскакивают на своих скейтбордах, наполненные пеной наколенники, болячки на локтях.

– Что ты хочешь делать? – спросил Чарли.

– Мне все равно.

– Давай, любое твое желание.

Она подумала минуту.

– Забери меня в отпуск. Одного дня будет достаточно. Несколько часов на пляже Испании.

Он рассмеялся, и они повернули за угол, Чарли провел ее в паб, людное место, там сидят в основном запойные мужчины, приходят сюда сразу после работы, и еще несколько женщин с мужьями или бойфрендами, шумная компания из пяти разряженных блондинок, сидящих за столом и стреляющих глазками, симпатичные, но раздутые, они среднего возраста, круглолицые, с весьма самоуверенным видом.

Позади был подиум с рядом столов для бильярда, и там сидели друзья Чарли, звали его, тощий человек в закрытом костюме с кием в руке, рукоятка покоится на его правой ноге. Она подождала, пока принесут выпивку, и узнала одно или два лица. Боб с конца ее улицы, толстый короткий мужчина с лысой головой и чувством юмора, год назад у него был сердечный приступ и ему не следовало выпивать эту пинту горького пива, сигарета в руке, и еще там был один из скинхедов-мусорщиков, которого она иногда встречала по утрам, тот самый, который всегда свистел ей вслед, он сидел за барной стойкой, положив руку на талию рыжей девушки, которая была ошеломляюща, действительно выглядела фантастически, и он увидел Руби, кивнул, больше никаких возгласов изумления, пытается впечатлить, и это было началом его жизни, никаких проблем со здоровьем, пинта пива за барной стойкой.