Юрий Мамлеев - После конца

– Но они нас сведут с ума, уничтожат, бесы эти, – убежденно сказал кто-то из толпы пьющих.

– Не сведут, не сведут! – завизжал оратор. – Мы сами их сведем с ума, если надо. Что вы, в свои силы не верите? Мухоморами, что ли, стали?

В это время к оратору подошел другой человек, слегка оттолкнул его и сквозь шум толпы прокричал:

– Дайте мне сказать! Насчет чертей – это перебор, ребята, чистый перебор! Нам надо требовать лошадок, и точка!

Из глубины ямы опять раздалось:

– Да они дорого стоят!

– Ну и что?!! «Народу – лошадки!» С этим выйдем на улицы! Это наше кровное сексуальное дело…

Шум, крики продолжались, кому-то уже досталось бутылью по голове. Крики мешались, ломая друг друга:

– Займем свободу у чертей! У чертей, у чертей! – скандировали некоторые.

– Лошадок народу! Лошадок – народу! – выкрикивали другие.

– Показывают нам каких-то пришельцев. А нам чертей надо, а не этих диких пришельцев омерзительных, – проговорил кто-то прямо над ухом у Раруна.

Рарун молчал. Потом отошел в сторону и решил прогуляться дальше. Он был надежно вооружен и к тому же привыкший.

«Да, становится все радикальней и радикальней, – подумал он. – Зурдан точно улавливает некоторые настроения – в его руках полиция… Но надо заканчивать доклад, собственно, он почти готов».

Он вернулся в свой офис поздно ночью. По дороге пришлось убить двоих ауфирцев.

Через три дня доклад был готов. Некоторые моменты в нем особенно нравились Раруну и его заместителям.

Заключение было таково: «Народ встревожен, и, что хуже всего, неясно почему. Все эти претензии, включая желание иметь лошадок, существовали и раньше, как известно уже давно, но они не вызывали никаких волнений народа. Он спокойно относился к этому. И вдруг – ничем не обоснованный взрыв эмоций. Это означает, что длительный цикл перманентной тупости у народа закончился и, по нашим расчетам, раньше времени начинается цикл преждевременной истерии. Мы знаем, что эти циклы сменяют друг друга, но мой опыт указывает на то, что новый цикл истерии на этот раз будет более непредсказуем и опасен, чем обычно. Почему так – механизм этого нам неизвестен». Далее Рарун писал: «Надо обратить внимание на то, что женщины не только отказываются рожать детей, но и кусаются во время половой связи и ведут себя при этом совершенно неадекватно. Эти явления принимают относительно массовый характер и могут сильно повлиять на дестабилизацию психики мужчин.

Наконец, позволю себе изложить одно наблюдение более тонкого порядка. Как известно, в большие праздники от народа требуют радостно выть на площадях, обращаясь к Понятному. Народ же понимает под Понятным просто некоего хозяина, покровителя или просто не подразумевает никого. Но, по нашим старым наблюдениям, выл он, обращаясь к Понятному, весьма позитивно, в некотором роде счастливо. Характер этого воя изучен был нами досконально, ибо в нем отражалась душа или настроение народа. Сейчас я позволю себе заявить, что, по моим личным наблюдениям, в последние два праздника характер воя изменился. В вое Понятному стали появляться нелепые, дикие тона, напоминающие угрожающий вой из могилы, если можно так выразиться. К сожалению, с моей точки зрения, это говорит о коренных изменениях, происходящих в душе народа, и отнюдь не в лучшую сторону».

Рарун всегда присовокуплял к своему докладу что-то витиеватое и не совсем понятное, расплывчатое, и ему это прощали. Но в этом своем заключении он был предельно искренен и сам угнетен изменениями характера воя у народа, считая это явление очень опасным.

О вое вообще в этом государстве существовали целые трактаты, ибо выли почти все, не только простой народ, и потому индивидуальный вой мог быть различным: то умоляющим, то безумным, то хохочуще-истеричным, то наполненным черным страхом и тому подобным. Рарун тоже выл, но по ночам и скрывал это.

Валентин услышал этот старинный романс сквозь сон. Он тут же вскочил, накинул что-то и вышел в комнату, откуда раздавались эти чарующие звуки. Он увидел Потаповых, сидящих за столом, а чуть в отдалении, у стола, – Сергея Томилина, который пел. Получалось у него нежно и завораживающе.

– Я со сна подумал, что вернулся вдруг в Россию, – с горечью сказал Валентин.

– Уваров, присоединяйся к нам, – перевел разговор Сергей.

– А вы уже позавтракали?

– Никак нет, – ответил Иван Алексеевич, – мы Сережу слушаем. Он так за душу берет…

Валентин присоединился… и полился обычный русский разговор…

А в это утро далеко от нежданных пришельцев, в Рипане, столице Ауфири, Фурзд сидел в одном из своих кабинетов, в так называемом Доме защиты (в сущности, военное ведомство), и дочитывал доклад Раруна.

Все выглядело довольно мрачно. Фурзд нюхом чувствовал, что народ может выйти на площади, на улицы и требовать, по своему обыкновению, того, что невозможно или до патологии опасно осуществить, к тому же Террап только что издал несколько нелепых указов, не потрудившись даже продумать последствия.

«Он совсем расплылся последнее время, – думал Фурзд. – У него что-то произошло в голове. Но у него власть, пора действовать. Чтобы осуществить мои проекты, нужна тотальная власть». И Фурзд почуял в себе, даже в своем теле, страстное желание получить такую власть. Он потянулся в кресле.

Но как это осуществить?

Фурзд взял лист и написал: «Переворот».

«Это первый вариант, но он не годится. У меня не хватит сил для прямого государственного переворота. Во-первых, на пути стоит Зурдан. Он тут же перехватит инициативу, в его руках полиция. В моих – защитные силы, войска. Их немного. Это не армии доисторических времен. С кем нам воевать? С деловыми трупами? Смешно, зачем?..

Землю трясет, океан сумасшествует, нам только войны не хватает… Доисторические могли заниматься самоистреблением, земля тогда была еще красавица. А у нас». Фурзд махнул рукой.

– Своим путем все кончится.

Он встал, нажал кнопку. Вошел человек в форме.

– Мне «бюво», моего качества. Две бутылочки. Заесть – не надо. – Человек исчез и почти мгновенно осуществил, а потом опять исчез.

Фурзд налил в стакан и с наслаждением выпил.

«Нет, нет, до конца далеко. Доисторические кончились, а мы не собираемся. Пусть сначала Вселенная кончится, а мы останемся. Надо искать выход, а не плавать целыми днями в бассейне, как Террап. Для тотальных действий нужна тотальная диктатура. Народ-то все примет, подкинуть ему побольше бюво и хороших лозунгов. Но, не говоря уже о Зурдане, за Террапа стоят многие, кто нежится в его бездействии. Да и мои защитные силы… трудно будет подвинуть на бунт. Можно, но трудно. Нет, надо искать другие пути». Он зачеркнул «Переворот» и написал: «Отравить». И тут же ответил сам себе: «Не удастся». Его пища – в руках его людей. Она под контролем.